Читать книгу "Все, что считается - Георг Освальд"

25

Я вырос почти на полметра. Это не много, но и не мало. Если я раздвину челюсти и засмеюсь – а смеюсь я много, – то смогу проглотить всю стойку или хотя бы маленькую блондиночку, сидящую передо мной. Как там ее зовут? Анатоль называл мне ее имя не меньше пяти раз за вечер.

– Так как же тебя зовут?

Она нервно поводит глазами, на помощь приходит Анатоль:

– Ее все еще зовут Сабина. Как и десять минут назад, когда ты спрашивал последний раз.

Кажется, мое хорошее настроение никак не хочет передаваться моим спутникам. Разве что Уве, который, правда, ничего не говорит, зато уже давно непрерывно ухмыляется. Это потому, что до этого я вместе с ним ширнулся в туалете. Последний раз я ширялся на вечеринке по поводу окончания университета. Задаю себе вопрос: неужели моя мать рожала меня в страшных мучениях только для того, чтобы теперь я, тридцати пяти лет от роду, обкуренный и безработный, торчал в забегаловке типа «Функаделика» с такими людьми, как эти Уве, Анатоль и Сабина, да при этом еще и ржал. Неужели вот для этого ей нужно было столько мучиться? В смысле всех этих сложностей с воспитанием, оплатой образования и всего прочего. В ответе сомневаться не приходится: конечно, стоило, потому что я чувствую себя преотлично!

Марианна, виновная в том, что сегодняшний вечер я провожу именно так, как провожу, должна себе уяснить, что на ней свет клином не сошелся. Ведь есть еще и я. Есть и другие женщины, вон, например, Сабина. Моя теперешняя проблема заключается в том, что от избытка «Джонни Уокера» и кокаина у меня мозги набекрень.

Думаю, что Анатоль не случайно познакомил меня с Сабиной. Наверное, это проявление мужской заботы, ведь мы все-таки вместе работаем. Он мне даже рассказывал, откуда ее знает, да я не очень понял, ведь здесь страшный грохот. Но сопровождавшие его речь жесты явно означали только одно: если ты проявишь к девочке немного внимания, то, скорей всего, сможешь оказаться с ней в постели.

Только вот с «проявить немного внимания» у меня сложности. Ей не понравилось, что я все время забываю ее имя. Да еще так быстро. Но ведь я же не нарочно. Поэтому перехожу к тому, что начинаю ей просто улыбаться. Улыбаюсь долго.

Надо же! Это приносит успех! Успех! Наклоняется ко мне, чтобы что-то сказать, – жаль, что я ничего не могу разобрать. Снова этот долбаный грохот. Мило улыбаюсь и пожимаю плечами.

Повторяет еще раз, но я все еще не врубаюсь. Резко отворачивается и разговаривает с Анатолем. Он ухмыляется, надо же, он понял, подходит ко мне и орет прямо в ухо:

– Сабина спрашивает, не будешь ли ты так любезен не пялиться на ее титьки хотя бы минут пять?

Простите, что вы сказали? Это грубо. Я ей только мило улыбался, только и всего. Рычу Анатолю в ухо:

– Я не пялился на ее титьки, пусть не воображает, передай ей.

Анатоль кивает, но при этом хохочет. Я тоже засмеялся, хотя развитие ситуации кажется мне не очень радужным. Поэтому отворачиваюсь к Уве; кажется, что все пучки света направлены на его загорелую башку с белыми от перекиси водорода волосами. Он с открытым ртом уставился на танцующих и качает головой в такт музыке. При ста двадцати битах в минуту это выглядит как болезнь Паркинсона в последней стадии. Следуя за направлением его взгляда, подхожу к танцполу. Никто из моих друзей со мной не пошел. Там музыка грохочет так, что не возможны не только разговоры, но даже самая примитивная мыслишка. Из-за круговерти я оказался в эпицентре световых бликов, нельзя сделать ни шагу. Пришлось остановиться у последнего столика. Пытаюсь узнать сидящих, насколько это возможно при подобном освещении. Могу себе представить, что сюда иногда заходят и банкиры, если им хочется пропустить стаканчик. Публика представляет собой этакую смесь из ночных людишек и молодежного истеблишмента. Я в своем костюме-тройке наверняка похож на служащего банка на отдыхе. Причем этот отдых явно пропитан наркотой. Именно так мне и хочется выглядеть, потому что я и есть он, банковский служащий в пропитанном наркотой отпуске, который будет длиться неопределенное время. Какая-то часть меня, наверное, мое трезвое «я», начинает призывать к порядку: нужно, мол, в конце концов, задать своей жизни хоть какое-то направление, и всё в таком духе. До чего я здесь дойду? Всего четыре недели после увольнения – и уже докатился до торговцев наркотиками? Сколько еще пройдет времени, прежде чем я поселюсь в парке перед банком и по утрам начну здороваться: «Привет, коллеги, я сменил профессию. Теперь делаю другую карьеру, наркотическую».

Конечно, мои страхи не совсем настоящие. Но факт есть факт: я не имею понятия, чем заниматься. Нет никакой, самой крошечной идейки. Может быть, действительно, разослать свое резюме, как советует Марианна. Но самое смешное, что мне этого совсем не хочется. Не знаю, как так получилось, но все это осталось где-то позади. Никакого дела Козика – наверное, следовало бы сказать, «дела Румених» – второй раз не будет. У меня давно нет никаких иллюзий, и я прекрасно понимаю, что стоит только получить место в любом другом банке, и подобные истории будут случаться вновь и вновь.

Не знаю, что делать, поэтому пущусь-ка в пляс. Сказать так намного проще, чем это сделать, учитывая мое состояние. Думаю, что не смогу долго танцевать в такт музыке, кроме того, очень скоро кончатся и силы, – в моей ситуации перспективы не внушают оптимизма. Но все это будет не сразу.

26

Сижу с Уве и Анатолем в «Кафе Блю» и пытаюсь держаться прямо. Анатоль говорит, что мне обязательно нужно выпить «Кровавую Мэри», положив туда побольше табаско, это поможет прийти в норму. Чувствую себя как побитая собака. Чтобы он, наконец, оставил меня в покое, делаю заказ, добавляю в коктейль три щедрые щепотки табаско, перемешиваю, делаю глоток и иду к унитазу.

Возвращаюсь и понимаю, что Уве с Анатолем заговорили о деле, которое и свело нас вместе. Возможность заняться чем-то кроме самокопания резко улучшает мое состояние. Речь идет о человеке, которого я всегда называл сербом и который давно сделал ноги. Это тот самый тип, настойчиво предлагавший Марианне воспользоваться его тренажерами. Его зовут Миро, он шурин Анатоля.

– Сейчас мы тебе объясним, как все фурычет, – говорит Уве.

Наверное, у меня удивленный вид, потому что он поясняет:

– Бельман сел нам на хвост. Вчера снова звонил. Скоро он до нас доберется. Но ты нам поможешь от него избавиться. Раз и навсегда.

– Что значит «раз и навсегда»?

Уве смеется:

– Да очень просто: нужно, чтобы он отсюда испарился.

Анатоль и Уве громко хохочут. И в самом деле, это же очень смешно. Смех прекращается так же внезапно, как и начался. Мы сдвигаемся поближе, и они начинают объяснять, «как все фурычит», при этом Уве, если можно так выразиться, выдает общую канву, а Анатоль время от времени добавляет некоторые детали. Объяснение длится довольно долго и оказывается более запутанным, чем всё есть на самом деле. Вероятно, они хотят произвести впечатление. И это им, безусловно, удается.