Читать книгу "Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских - Роланд Харингтон"

Бизонов польщенно набычился.

— Ты, блин, тово, парень свойский.

Флора схватила мясистое ухо мужа, раскрыла его настежь и что-то туда прошептала. Рогач осклабился, показывая разнообразные зубы.

— Уважаемый Роланд! Мой водитель подбросит тебя до гостиницы.

На всякий случай я стал чиниться.

— В Америке я занимаюсь спортивной ходьбой. Семьдесят километров прошагать для меня — все равно что изо рта слюною харкнуть.

— Не могу, блин, позволить тебе идти в город пешком. У нас в стране криминогенная обстановка, а в здешних местах особенно. Не ровен час какой-нибудь колхозник на куртку твою фирменную позарится — и у тебя в университете объявят внеочередную вакансию.

Я не стал далее пытать профессорского счастья. Торопливо, но торжественно откланялся, на секунду окинул взглядом розовую статую у бассейна, запечатлевая ее образ на сетчатку, и выскочил вон.

Перед дверью в мутном свете октябрьского солнца чернел «Мерседес», еще более длинный, чем вчерашний. Шофер Бизонова, представившийся мне как Крот, на лихих скоростях довез меня до бардак-отеля.

— Вот и дом неродной! — Я протянул водителю пригоршню долларов.

Крот испуганно заморгал.

— Уберите грины, — прошептал он. — Если Борис Борисыч узнает, что я с вас башли брал, он мне ноги выдернет.

Я понимающе выматерился: эти слова не были праздной метафорой.

Поднявшись в номер, усталым обломовым разлегся на кровати.

За прошедшие сутки я пережил столько волнующих приключений! Перетасовывая разнообразные воспоминания, вспомнил первые, волнующие минуты флирта с Флориндой. Я ей тогда сказал, что пишу воспоминания. А что, неплохая идея! Сколько было у меня в жизни авантюр и афер… Ни дня без случки! Кажется, и название для автобиографического опуса уже придумано. «Золотая кость» — чем не бестселлер?

Завтра же начну сочинять!

Глава шестая

Мой второй монолог в доме Пеликановых, опять перебиваемый неуместными репликами уже известного придиры

¡Uwaga, amigos![106]Роланд Харингтон вновь снизошел к la famille Pélikanoff de[107]Первая Красноармейская улица. Друзья, не смущайтесь, что живете в пригородном домострое, а не в центре Москвы. Я — опытный гость столицы-голубицы и никогда здесь не заблуждался. Тщательно топал по Белобетонной, изучал ее хрущобы и горбушки, щеголял в народной среде знанием коллоквиального русского языка. Знаком я и с ужасами общественного транспорта. Вот пример. Третьего дня стою в набитом троллейбусе, обложенный со всех сторон массами москвичей, и непринужденно спрашиваю:

— Чего закупорили задний проход? Вы здесь выходите?

Массы понятливо кивают и радостно расступаются, чтобы дать мне дорогу, и никто во мне не распознает русско-американскую золотую кость.

Я даже на метро катаюсь. Le ventre de Moscou![108]Ваш мэр следует примеру своего итальянского дубля тридцатых годов: заставил подземную чугунку работать без опозданий, так что я всюду успеваю вовремя. Впрочем, сюда приехал на такси, чтобы не предстать пред вашими очками плоским от пассажирского плебса.

Дорогие друзья, je vous ai apporté des cadeaux.[109]Не говорите мне спасибо, мои подарки не стоят благодарности. Voici[110]плитка шоколада «Кит Кат» для милой Пеликанши. Voilà[111]ксерокопия моей последней статьи для милого Пеликана. Это — анализ фильма «Брат». Я неопровержимо доказываю, что он представляет собой контркомментарий к «Трем сестрам» Чехова. И действительно: Сестры — женщины, Брат — мужчина. Сестры мечтают поехать в Москву, Брат едет в Петербург. Сестры любят классическое искусство, Брат — «Наутилус Помпилиус». Сестры — смирные, Брат — киллер.

Я научился искусству дарить презенты у матушки-аристократушки. Она страдала традиционной русской щедростью, в результате которой папан каждый год говорил goodbye десяткам тысяч долларов. Но ей было не жаль мусорить батькиными баксами на все четыре стороны. Сколько раз она посылала корзины с прекрасной пищей голодным парижским белоэмигрантам! На своих чердаках и антресолях эти gi-devants[112]двадцатого века устраивали скромные, скорбные пиршества, плача от благодарности к щедрой патронессе с авеню Клебер.

Начинаю пьяное застолье! Водка льется, Роланд смеется. Полет хмеля!

Господин Пеликанов, куда же исчезла ваша супруга? Наверное, мечется между холодильником и духовкой. Варит первое, жарит второе и печет третье! Я рад: после гулянья по городу меня гложет голод. Есть хочу, как волк козу! Друзья, вы никогда не задумывались, почему женщины так много кукуют на кухне? Там они занимаются оккультной кулинарией: ставят чаны, полные загадочных полуфабрикатов, на медленный огонь, сыплют в дымящееся месиво травы и специи. Пока их тонкие пальчики производят магические манипуляции, их пухлые губки шепчут заклинания типа «бабой быть — в аду служить» или «на мне вся семья и муж-балда». Недаром и в колхозной избе, и в городской квартире плита для мужчины всегда табу. Корни этих верований уходят в глубокое прошлое. Обратимся к фольклору. Баба-Ягода, которая была клевой кулинаркой, съедала заезжих добрых молодцов, если они сували нос в ее кастрюлю. Костлявая ведьма есть архитип матери, строго берегущей свои права кухарки. Вот почему в Москве я никогда не готовлю: это было бы кощунством.

Наука учит, что мужчины и женщины произошли от разных видов обезьян. Не случайно с возрастом первые становятся по форме яблоками, а вторые грушами. Иное дело пуберитет, когда

И плоть плотна и тело твердо,

И страсть берет тебя за горло.

«Пора совокупляться, — возбужденно шепчет природа подросткам и подстаркам, — потому что со временем все вы станете фруктами». — Помните песню про Катюшу, когда-то будоражившую советских слушателей? Она образно выражает плодовую поэтику полов. Сей сталинский хит — сплошная аллегория, где одни расцветающие деревья — это парни, а другие — девушки, плывущие над рекой туманы — облако феромонов, берег крутой — бедро крутое, а сизый орел — известно что.

Ага, госпожа Пеликанова подносит мне какое-то блюдо. Ну-ка, что так аппетитно пахнет? Окрошка по-свински? Яичники в собственном соусе? Хоть на вид не скажешь, уверен, что будет вкусно.

Да, целый месяц прошел с тех пор, как обрадовал милых хозяев своим приездом. Мое произвольное словоизвержение изумило тогда всех присутствующих. Даже мне было интересно! Чтобы не потерять прекрасные перлы слов, сыплющиеся из моих уст, принял меры. Диктофон «Sony ICD-B26», который ношу в нише чресел, автоматически записывает мои бурные потоки сознания, теплые наблюдения ума и веселые заметки сердца. Одновременно ввожу то, что говорю, в цифровой помощник «Palm Pilot» и конспектирую ручкой «Cross» в блокнот «Coach». Таким образом, я занимаюсь тройной автотекстуализацией. Когда возвращаюсь в бордель-отель, хватаюсь за укромное место, извлекаю оттуда диктофон и сам себя слушаю. Мой голос то гремит, то журчит в полуночной тиши, а я валяюсь на кровати, курю в потолок и анализирую свою речь. Проверяю, понимают ли полет моей мысли милые москвичи, не смущаю ли их величиной и разнообразием вокабюляра. Затем подключаю «Palm» к лаптопу «PowerBook G4» и перекачиваю текст туда. Теперь я могу сравнить точность стенограммы со звуковой записью. Роланд Харингтон сам себе хроникер, корректор и редактор!