Читать книгу "Взорванная тишина - Виктор Дьяков"

– Когда Машенька… Попадаться уже некогда, завод вот-вот совсем встанет. Тут наоборот спешить надо. Ведь всё равно всё растащат, – резонно обосновал свои поступки Овсянников.

На обед Овсянников пошёл чуть раньше установленного распорядком времени – надо скорее поесть и успеть до окончания перерыва сделать «дело» на центральном заводском складе. К четырёхэтажному кирпичному зданию склада подходила железнодорожная ветка. По ней доставляли комплектующие с заводов-смежников, тут же грузили и отправляли готовые телевизоры. Когда-то завод изготовлял их почти полмиллиона штук в год… сейчас едва тридцать тысяч.

Визиты к пугливым «поставщикам» Овсянников всегда оставлял на последок. Так и в этот день, предпоследним был Ваня, последней… Кладовщица буквально сжалась, увидев Овсянникова. Это было её обычное состояние в первые минуты его визитов. Она ужасно нервничала… но всегда продавала самые дефицитные детали, которые каким-то замысловатым образом списывала по своей документации. И сейчас, помандражировав как обычно, она предложила импортные микропроцессоры на приёмные блоки дистанционного управления. Немного поторговавшись, Овсянников взял их, а потом ещё и упаковку «чайников», больших силовых транзисторов, применяемых в блоках питания и строчной развёртки.

После обеда работа почти встала. Рабочие шастали из цеха в цех, обсуждали быстро распространившуюся новость – завод покупает какой-то шустрый белорус. Мастера куда-то пропал, он делал свои «дела», и на участке царила анархия. Лишь Овсянников не слонялся и не занимался пустой болтовнёй. Он разбирал свою «добычу». Её оказалось так много, что вынести за раз было невозможно и часть приходилось отложить на завтра. Тут его «спугнул» регулировщик Евсеев.

– Коль, продай «чайников». А то я телеремонтом в своём подъезде занялся.

– Откуда они у меня? – недовольно отреагировал, опасливо озираясь, Овсянников.

– Да брось… я же знаю, что у тебя всё есть… продай.

– Сейчас нет… в другой раз, завтра… я тебе отложу, – отбрил просителя Овсянников. Ему не хотелось лезть за транзисторами, засветить для посторонних глаз свой товар. Хоть о его деятельности и так многие знали, но о масштабах торговли вряд ли догадывались. А, тут наверняка, увидев такую прорву деталей, раззвонит…

Мастер появился где-то часа через полтора после обеда.

– Всё на сегодня кончаем… по домам. Завтра приходим на час позже… – он обречённо махнул рукой.

Все стали уныло собираться, продолжая свой нескончаемый разговор-причитания о проклятых дерьмократах разваливших страну, о заводских начальниках, разворовавших и пустивших под откос завод…

Овсянников дождался пока все уйдут, и тоже стал одеваться. Для него это была крайне ответственная процедура – расположить под одеждой выносимый «товар» так, чтобы ничего не выпирало, не лезло, не мешало движению, походке, чтобы не вызвав подозрений контроллёров проследовать проходную. Впрочем, на проходной тоже давно уже не «рвали службу». Бабульки-вахтёрши так же озлоблены на начальство, и потому, если видели, что следующий через турникет работяга сам показывает пустую сумку, не обращали особого внимания на некоторые «диспропорции» в его фигуре. В общем, пронести незначительное количество деталей можно было спокойно… Но сегодня Овсянникову надо вынести много, очень много.

С микросхемами и транзисторами было более или менее просто – Овсянников насыпал их в карманы брюк, пальто, под рубашку вокруг талии. С целыми блоками сложнее. Один он взял под мышку, другой под другую, и его руки растопырились, как у «качка». Перед этим он привязал гроздья умножителей прямо к ноге ниже колена под брюками. Пальто одеть оказалось нелегко. Когда одел, подошёл к зеркалу. Из зеркала смотрел монструазный тип со слоновьими ногами и глыбообразным туловищем. Он казался ещё безобразнее на контрасте с худым, длинным лицом. Что-то выложить, оставить? Но он и так оставил немало. А если завтра ещё что-то «обломиться» и тогда уж точно всего не вынести. Придётся оставить в шкафу на полторы недели, и никто не поручится за сохранность…

Маша сбегала к Гале, поболтала там с женщинами. Вернувшись, обнаружила, что на их участке уже никого нет, только возле зеркала топтался какой-то неестественно толстый мужик, у которого, казалось, вот-вот лопнет пальто.

– Ба… Коль, это ты, что ли!? – изумлённо спросила Маша.

– А… Машунь… да вот. Как думаешь, на проходной меня такого не повяжут?

– Да ты что… с ума сошёл?!

– Как рыцарь в панцире себя чувствую, ни согнуться, ни наклониться. Слушай Машунь, помоги… Пойди вперёд, отвлеки контролёршу, ты ведь их там всех знаешь. А я проскочу за тобой.

– Даже не знаю Коль… давай попробуем…

Маша пошла вперёд, Овсянников, походкой Буратино, следом.

– Маш, не торопись, помедленнее, – Овсянников не успевал за напарницей.

Маша оглянулась и, не удержавшись, прыснула со смеху:

– Ой Коль, не могу… Ты идёшь, словно в штаны наложил.

Овсянникову было не до смеха. Детали под одеждой, вроде бы не особенно беспокоившие его, когда он стоял, при движении вдруг стали проявлять норов. Особенно досаждали концы оловянной пайки на платах блоков, которые он нёс под мышками. Они буквально обдирали бока. Овсянников терпел, так как они уже вышли из производственного корпуса и шли по двору мимо компрессорной станции, за которой располагалась проходная.

– Подожди Маш… чёрт… впиваются падлы, – к блокам добавились «чайники», которых он почти сотню штук насыпал под рубашку, и они вонзали в него свои острые концы.

На проходной Маша направилась к кабинке, где дежурила старая знакомая её матери и завела с ней оживлённый разговор. Овсянников, силясь казаться непринуждённым, сунулся вслед и тут… Узкий продолговатый предмет, это могла быть только микросхема, вывалившаяся из коробки, стал падать из под рубашки в брюки, проваливаясь всё ниже… Овсянников похолодел. Если сейчас она вывалится прямо на пол!?… Потом его отведут к начальнику караула, расстегнут пальто… Всё это промелькнуло в его сознании в долю секунды, потому что в следующий момент щиколотку ожгла боль – микросхема застряла в носке, впившись контактами в кожу. Превозмогая желание вскрикнуть и скривить лицо, Овсянников из-за спины Маши, подал в окошко контролёрше свой пропуск, прошёл турникет и, что было мочи, заковылял к выходу…

Не доходя до метро, в сквере, Овсянников буквально рухнул на скамейку и, уже не сдерживая гримас и стонов, стал избавляться в первую очередь от наиболее чувствительных «пиявок». «Добыча» едва уместилась в его большой сумке, которую он на проходной всегда проносил в раскрытом виде, демонстрируя, что там пусто. Тут к нему подошла Маша.

– Ну, что живой?

– Да вроде. Изодрался весь, живого места нет. Спасибо Машунь, выручила. Хочешь, возьми чего-нибудь. Вот умножители, возьми пяток, в любом телеателье у тебя их с руками оторвут по пять тысяч за штуку… «чайников» вот десяток, по три тысячи каждый идёт.

– И на сколько здесь у тебя? – Маша кивнула на сумку.