Читать книгу "Святая, смешная, грешная - Виктор Ермаков"

Скинув туфли в прихожей, включаю в ванной воду, затем подхожу к минибару. Вино, ликёр… Что за бред? Какой вино, какой ликёр? Вот! Это – то, что мне нужно. Щедро плескаю хорошую порцию виски, бросаю несколько кубиков льда. Не отходя от бара, делаю пару глотков. К сожалению не мой напиток, не получаю удовольствия. Пью только бы поскорее избавиться от жуткого состояния озноба и побыстрее закончить затянувшуюся аудиенцию сердца к разуму. Сердце ныло: «Он мой! Я не хочу его терять». Разум упорно твердил: «Уже нет, не твой. Ты же всё прекрасно видела сама. Забудь! Он уже не твой».

Бреду медленно в ванную. В руке стакан с виски позвякивает кубиками льда. На ходу теряю юбку, блузку, трусики. Горячая вода и виски. Что может быстрее, чем такое сочетание, погрузить душу в состояние наркоза, а память – в состояние амнезии? Может вот это лезвие от станка? А что? – горячая вода, виски, лезвие, всё как нельзя к стати…

– «Хочешь?» – «Нет!» – «Боишься?» – «Да!»

Стакан с характерным звуком погружается в воду, выкидывая на поверхность тёмное пятно виски. Становится страшно и жалко себя. Медленно сползаю с открытыми глазами под воду. Слёзы такие же прозрачные и горячие, как вода в ванной. Через прозрачную гладь вижу лампочки в натяжном потолке. Медленно закрываю глаза – свет уже не такой яркий, тихо, спокойно… так и лежала бы вечность. Видимо, отпустив сознание и полностью расслабившись, я не заметила, как мои губы разомкнулись. Вода в одно мгновение заполнила рот, при этом я неосознанно сделала вдох. Кашляя и ловя воздух открытым ртом, с вытаращенными глазами я выскочила из воды и, сидя в ванной, переводила дух. Вытянув пробку, смотрю, как вода, закручиваясь в воронку, исчезает. Ложусь в пустую ванну и лежу, словно в белом саркофаге. От своей наготы и одиночества начинаю дрожать. Не вытирая тело, сую его в махровый халат, оставляя лужицы от босых ног, плетусь к дивану. Почему к дивану, а не в постель? Пустая постель мне казалась огромной. А ещё она пахнет им. А здесь, на диване, есть уголок, щель, куда, натянув на голову ворот халата, я, как щенок мордочку, сунула своё лицо. Отключив телефон, засыпая, я услышала, как скулит моя душа и плачет сердце.

Звонок в дверь настойчиво и монотонно выцарапывал меня из моей щели, куда я забилась вечером. Беру в руку стоящий на «беззвучном» мобильник – десять утра, двенадцать пропущенных звонков и ещё больше смс-ок. Читаю смс-ки. Почти все от него. Глаза вновь накрывает пелена слёз, поэтому почти ничего не вижу, кроме повторяющихся, как молитва или заклинание, слов «прости», «умоляю» и что-то там ещё, что, в общем-то, уже совершенно не важно. Читаю смс-ки от Любани – здесь тоже одни повторы «ответь», «ответь», и «я еду к тебе». Скорее всего, это и есть она там, у двери, уже пять минут насилующая кнопку звонка. С закрытыми глазами, упершись лбом в дверь, минуту стою молча.

– Кто? – спрашиваю я, сама не узнавая свой голос.

– Катюш, это я, открой, – голосом взрослого человека, уговаривающего ребёнка, просит Любка. – Ты что там, спишь что ли? Я уже десять минут тут торчу, открывай.

Молча поворачивая ключ в замке и не оборачиваясь, ухожу в комнату. Любка сбрасывает на ходу обувь, идёт за мной. Я села в кресло, поджала ноги, положив на колени подбородок.

– Кать, я всё знаю. Он звонил мне раз десять, наверное. Ну, понятно, просил поговорить с тобой и всё такое. Мы с тобой сто лет уже дружим, поэтому приехала не как парламентарий, не уговаривать – это не имеет смысла – а просто, как подруга. Я знаю, что он значит для тебя. Всё знаю, всё понимаю, поэтому не думаю, что могу тебе чем-то помочь или успокоить. Просто давай проведём день вместе, а? Вот сейчас иди в ванную, умывайся, а я кофе пока сварю, хочешь? А потом пойдём погуляем в парке, тут ведь от тебя пять минут ходу. Полночи дождь лил, а с утра солнце, погода отличная. Посидим в кафе, прогуляемся.

– Любань, спасибо, что приехала. Я знаю, ты лучшая и самая надёжная подруга, я верю, что ты искренне переживаешь за меня, но, знаешь, мне сейчас хочется побыть одной. Прости, но не могу говорить, в голове постоянно эта картина – его секретарша и он… Мне, наверное, нужно время, чтобы избавиться хотя бы от этого видения. А потом уж всё осмыслю, как жить, что делать и всё остальное.

– Правильно, милая, вот и я о том же, – не замолкала Любка. – Я и говорю – попьём кофе, прогуляемся. Жизнь-то продолжается! На нём свет клином не сошёлся.

Я по-прежнему сидела, уставившись пустым взглядом в никуда. Идти точно никуда не хотелось. А вот до ванной, пожалуй, добраться не помешало бы.

Флегматично двигаю зубной щёткой, пригоршней зачерпываю воду и полощу рот, краем глаза косясь на пустой стакан, лежащий на дне ванны. Выхожу и опять сажусь в кресло. Любаня подаёт кофе – видимо, сварила крепче обычного, желая взбодрить меня.

– Всё, Катюня – пьём и идём прогуляемся, – тараторит она. – Может, в Третьяковку сходим? Побродим по залам в тишине. Там кафе на углу – съедим по пирожному, какое ты любишь, там же всегда свежие.

Она говорила и, видимо, сама понимала, что не все слова доходят до моего сознания, поэтому иногда повторяла одну и ту же фразу по два раза. Чувствуя, что мне проще согласиться пойти с ней прогуляться, чем выслушивать всё это в тишине комнаты, я стала собираться.

– Люб, знаешь, я не буду краситься, хорошо? Нет никакой трагедии, все, слава Богу, живы и здоровы. Но знаешь, просто натяну джинсы, майку… Что там у нас за окном? Тепло? Вот и отлично. Пять минут, и я готова, о кей?

– Вот и молодец, Катюха, одевайся. Тебе-то зачем краситься? Ты у нас и так красавица, – обрадовано затараторила Любка. – Всё, давай одевайся и вперёд!

Вышли во двор. Квадрат синего неба лежал на краю крыш сталинских домов, образующих колодец двора, где в песочнице под присмотром мамаш, сидящих на лавочке, играли дети. Высокие старые тополя уже уронили свои рыже-золотистые клейкие чешуйки под ноги прохожим, на стёкла и крыши припаркованных под их кронами машин. Дурманящий аромат кружил головы всем – и тем, кто, ворча, стряхивал липкую, вкусно пахнущую напасть с подошв обуви, и владельцам авто, тщетно пытающихся избавиться от прилипшего на стеклах и крышах смолистого вещества. В майских лужах с чириканьем купались взъерошенные воробьи. Сизый голубь, надув и выставив свой зоб, то кланяясь, то закидывая голову назад, расстилая веером хвост по асфальту, уговаривал свою голубку. Мир пропитан красками, запахами и любовью. «Оказывается, жизнь продолжается», – то ли обрадовалась, то ли удивилась я.

– Спасибо, Любаня, что вытащила меня! Пойдём прогуляемся – погода и вправду чудесная. Только знаешь, я бы просто прошлась по набережной. Может, посидим где-нибудь на открытой террасе кафе? Думаю, открыли уже кафешки на набережной, теплынь-то такая стоит полмесяца!

– Отлично, Кать, с удовольствием! Действительно, просто погуляем, посидим где-нибудь. А то сидишь, запершись в четырёх стенах, – не умолкала Люба, пытаясь своей болтовнёй вывести меня из подавленного настроения.

Срезав двор по диагонали, вышли на Кадашевскую набережную. Несмотря на выходной день и тёплую погоду, народу было немного. Так как определённого маршрута не было, мы тихо брели, молчали, не зная с чего начать разговор. Я – потому что не хотела говорить, обсуждать всё, что произошло вчера, а Любка – из чувства деликатности. Хотя зная её, я была уверена – надолго этой деликатности не хватит и при первой возможности она издалека начнёт разговор.