Читать книгу "А под ним я голая - Евгения Доброва"

Лучше бы она в Москве сидела. Для всех было бы лучше.

2.13

Есть хотелось так… есть хотелось просто зверски. Просто истерически. Есть хотелось, как в Ленинграде в сорок втором году.

Корольков со свитой умотал на ревизию книжной точки в «Олимпийский», а мне было велено весь день сидеть у телефона и ни на шаг не отходить.

Впервые за два месяца работы в «Марте» я осталась одна. Эйфорическое, надо сказать, состояние. И первым делом… нет, не полезла изучать содержимое хозяйского холодильника, а выключила радиоприемник. Фуф! А теперь поглядим, что тут можно сожрать. Так-с… Сожрать нельзя ничего. А в морозильнике? И в морозильнике ничего. И в овощном отсеке. Одни ледяные наросты. Интересно, размораживать холодильник тоже я должна?

Умная девочка что бы сделала в такой ситуации? Сняла бы трубку с телефона, мол, занято, и сбегала бы в «Диету». А глупая? А глупая терпела бы до вечера. Только у нас глупых нет. У нас все умные.

Так-то, Корольков!

1.12

Что делает мужчина, обретя новый дом? Правильно: он затевает ремонт. Последний раз квартира ремонтировалась, когда ее хозяйка ходила в подготовительную группу детсада. То есть шестнадцать лет назад. И теперь покрытие потолка скорее походило на потрескавшуюся яичную скорлупу, чем на побелку. Четыре розетки из десяти не работали. Обои местами вытерлись так, что сквозь бумагу проступал прежний культурный слой. Это была хорошая мысль, о ремонте. Квартира его не просила, а требовала. Но как-то так получилось, что чисто мужская затея оказалась переложена на женские плечи. Родион занимался ветряными электростанциями, ездил на работу за город и приходил не раньше десяти, когда с ремонтных забот пора было переключаться на домашние. Скушать борщ. Посмотреть телевизор. Прочитать главу из Лавкрафта. Принять ванну. Лечь спать.

Впервые в жизни я управляла коллективом. Из четырех человек, едва понимающих по-русски. Ремонт пришелся на январь, я ездила на строительный рынок, как на работу, и собрала на себя все тридцатиградусные морозы.

Коллектив был узбеки; повиснув на стремянках под потолком, со жбаном «Родбанта» и шпателями, они пели жалобные народные песни, и мир становился каким-то нереальным.

Для удобства они придумали себе русские имена.

– Гена, а как тебя по-настоящему зовут?

– Гулом.

– А что это значит?

Долго и мучительно думает, как на экзамене.

– Ну… Он служит у Бога.

– Ангел, что ли?

– Ага, ангел! – это с облегчением.

Узбеки рады, когда на человека удается заработать сто баксов в месяц. Каждый первый из них нелегал, каждый третий в уголовном розыске, а у каждого десятого туберкулез. Паспортов у них нет, они их прячут, закапывают под старой сосной, чтобы не отобрала милиция: если узбек лишится паспорта, ему не уехать обратно.

Участковые свою поляну пасут исправно. Пронюхали, что мы ремонтируемся, и караулят по очереди у подъезда, ждут, когда узбеки очередную машину со стройматериалами начнут разгружать.

– Пройдемте. Составим протокол о нелегальном использовании иностранной рабочей силы.

– С чего вы решили, что они иностранцы? Вы видели хоть один паспорт?

– Тогда забираем всех для выяснения личности. Минус пятьсот рублей. Умножаем на количество разгрузок и получаем весьма приличную статью расходов.

Плюс – белоснежный потолок, новые флизелиновые обои, исправный санузел и – факультативно – познания, где среди ночи приобрести мешок цемента и как правильно приготовить узбекский плов. Это вообще-то секрет, но я открою: моркови должно быть больше, чем риса, а рис слегка недоварен. А «мама-не-мама» кто? Я долго соображала. Мачеха? Нет, оказалось, бабушка Ангела, он рассказывал про нее вечерами.

По настроению Родион вникал иногда в ремонтное дело и указывал на упущения. «У нас нет хорошего разводного ключа!» – замечал он с упреком, и тогда я с утра бежала в «Хозяйственный». Но было бы несправедливо говорить, что его вмешательство только прибавляет хлопот, – напротив, иногда у Родиона просыпался инженерный гений и виртуозно избавлял от них. Когда срочно понадобилась витая пара, он свил провод дрелью. Закрепил концы с одной стороны в струбцину, другой – в головку дрели, секундный вж-ж-жик! – и готово. Винтик-и-Шпунтик!

Сгон, керн, анкер, шлямбур, ригель, надфиль… Лексикон моей новой жизни расширился невероятно. Надо же, скольких слов я раньше не знала. И вот сейчас, одно за другим, они вереницей приходят ко мне. Интересно, вспомню ли через десять лет, что такое шлямбур? А какие попадаются метафоры! «Ругается, как сапожник» говорят все, а «ругается, как сантехник» не скажет никто. Напротив, их профессиональный сленг ласкает слух. Подумать только, как они называют типы переходников на трубы с резьбой наружу или внутрь. Кто делал ремонт, тот знает. Мама-мама. Папа-мама. Не х… – п…, п… – п…, прошу заметить. Роскошная синекдоха. Поэзия канализационных труб.

1.13

Бригаду мы сманили. В расположенном неподалеку кинотеатре «Полет» шла реконструкция: меняли лепнину и отделку фойе. Родион купил ящик водки, приготовил конверт, пошел к бригадиру и договорился о предоставлении нам на неделю двух штукатуров, электрика и маляра, который умел заодно клеить обои и немного разбирался в сантехнике. Этими скромными силами и обошлись.

Приведя квартиру в божеский вид, узбеки стали уговаривать нас сделать гипсовую лепнину, потому что в кинотеатре остались и формы, и гипс: «Очень дешево!» – а вообще это баснословные деньги, если не из пенопласта, а по классической технологии делать. Счастливый шанс. Исключительная возможность. Родион загорелся этой идеей. Он сходил в «Полет», посмотрел лепнину и вернулся в приподнятом настроении.

– Давай сделаем! Это же так красиво. Потолок сразу станет выше. У тещи была лепнина – от стен к потолку переход по дуге, падуга называется. Это моя бывшая придумала, подсмотрела в архитектурном журнале, и сделала так же. Здорово получилось. Тебе бы тоже понравилось.

Лепнина, окаймлявшая фойе кинотеатра, на мой вкус, оказалась совершенно вульгарной. Кто выбирал этот советский шик? Массивная, витиеватая, купеческая. Густой орнамент ровным ритмом вьется сразу в нескольких плоскостях. Пальметты, листья аканта, розаны и амфоры… Меандры и ромбы, звезды Давида и Красной Армии, дентикулы квадратные и треугольные…

Я бродила по гулкому холлу, разглядывала гипсовые формы и понимала, что совершенно не хочу иметь такое над головой. Я отказалась наотрез. О чем, придя домой, сообщила Родиону. Он продолжал уговаривать, ссылаясь на символическую цену.

– Родик, квартира не кинотеатр, – приводила я контраргумент – Здесь совсем другие пропорции. Потолок станет давить, а вовсе и не вознесется, как ты думаешь. Там плашка сорок сантиметров шириной, она же прямо на шкафу будет лежать. Смотри. – Я взяла с полки рулетку и, выпростав стальную ленту, потянулась ею к потолку. – Всего полметра над шкафом. Ну куда ее?