Читать книгу "От заката до обеда - Екатерина Великина"

Получается, что все вокруг «бж-ж машин поехан». Как правило, на тридцатой минуте обучения у меня приключается «поехан крыши».

И вот только не надо мне бесплатных советов. И утешений в духе «вырастет-привыкнешь-пистолет-лежит-там» мне тоже не треба. Я еще не настолько «поехан», чтобы предположить, что не привыкну.

Лучше пустите пожить, а?

Я борщ варить умею, например.

И котлеты жарить.

Говорят, хороший борщ…

Про Олю

На улицах стыли парочки, телевидение оплакивало папу, Оля шила нежное платье для нежного дня.

Что такое нежность – худенькая ключица из выреза, малиновое суфле или воскресенье в апреле?

Нежность – это волшебство.

Когда я чувствую, из какого картона сделан человек напротив, мне не хочется исчезнуть. Когда на зубах моих вязнет его предсказуемое «я», я не желаю ему лиха. Когда писчебумажный мир шлет мне свои резюме, я не отправляю их в помойное ведро.

Я просто хочу нежности. Как облапанная на вечеринке восьмиклассница, я требую компенсации за пережитое, и бегу за воздухом, и нахожу его.

«Зингер», черный кузнечик с золотом, бил по красному и пел про степь.

– Как тебе эта бретелька? Здорово? А ты представь, если через левое и чуть-чуть скосить…

– Не представляю. А что ты сверху наденешь? Утром будет холодно… Аккуратнее, палец прошьешь.

– А я нырк – и в такси, а там уж как-нибудь…

Смотри вот, какие духи купила. Душные, до одури. Но мне нравятся. Там дрянь какая-то. Чипиздрик-флориум, короче. И типа он только в этих духах.

Флакон с дамочкой. Дамочка в воде. Вода в блестках. И невероятный чипиздрик-флориум плещется на дне, пахнет миндалем и болтает беспрерывно.

– Да, а мужики нынче дерьмовые пошли.

– Куда пошли?

– Не смешно.

Но мужики морщатся.

Первый лежит в «Кулинарии» между 92-й и 97-й страницами. Среди супов, ризотто и шарлоток его хлебало ухитряется оставаться одухотворенным. При этом уютен, как домашние тапки, и отчего-то смешон. Каждый раз, приходя в ее квартиру, я должна навестить его.

Иначе никак.

– По-моему, он опять похудел.

– По-моему, тебе пора в психушку.

– А знаешь, как звали того мальчика?

Его звали не Отъебизззь. Хотя при первом взгляде на икеевскую рамку в голову приходит именно это имя.

Анатолий Николаевич 3-в. Хорош для дамских столиков, полночных воспоминаний и кухонных кранов. Все закономерно – после зануды должен быть негодяй. Впрочем, невзирая на половую беспорядочность, краны он чинил как бог – это факт.

Третий? А третий у себя в Марьине. Да, пьян.

Я застала его на предпоследней стадии. Это когда еще блюешь, но после все равно прикладываешься. Переехал в Марьино после того, как перестал блевать.

Увозили потешно: к тому моменту, когда она пришла к мысли об «аривидерчи с выбросом имущества», выяснилось, что такового не имеется. Любовь пустилась в кругосветку в пластиковых вьетнамках, газетной шляпке треугольничком и с присказкой «хренов Наполеон» вместо поцелуя.

Четвертому шьют платье. Красное платье из нежности.

«Зингер» урчит, чипиздрик благоухает. Выточки, полочки и булавки укладываются в немыслимый наряд. За правой стеной ссорятся дети, за левой – внуки выдирают друг у друга игрушку, наверху – топит яд соседка, внизу – мерзлая земля.

– Ты знаешь, мне по фигу. Пусть что хотят, то и думают. Послезавтра я попробую жить заново, и точка.

Разве нельзя?

– А если послезавтра он не придет? Ну вдруг? Что ты будешь делать?

– Радоваться от того, что я хотя бы попробовала…

И потом – у меня же останется это платье…

Я дотрагиваюсь до ее плеча, в том месте, где красная бретелька пересекается с черной лямкой лифчика. И чувствую пульс. И радуюсь от того, что хоть кто-то жив.

О моделях

В своей неземной красоте я была уверена всегда. К пятнадцати годам эта уверенность достигла пика и поперла наружу, выражаясь в весьма незамысловатой идеологии «все лохи, а я звезда». Распространяться о том, что ты звезда, можно до бесконечности, но, как известно, к небосводу это не приблизит. Последней каплей в копилку моих горестей послужило интервью с Наоми Кемпбелл. И вот если три десятка девочек, поглядев на Наоми, решили, что с модельным бизнесом им стоит повременить, Катечкина рассудила с точностью до наоборот.

«Ужо ежели всяких афроамеркинцев к эфиру допускают, дык тогда я со своим рязанским абрисом вместо программы «Время» транслироваться буду», – решила я и пошла устраиваться в агентство.

Тут надо отметить, что это в наше время таких шарашек хренова тонна и вы прямо с рождения ребенка можете в профурсетки определить. Десять лет назад ситуация была иной, и для того, чтобы пересчитать модельные агентства, хватило бы пальцев одной руки.

Первый вопрос, вставший передо мной, «что именно надеть на кастинг» я разрешила стремительно. У меня в наличии имелась всего лишь одна вещь, подходящая к торжественности случая, а именно коротенький синтетический сарафанишко, в котором я еще в шестой класс ходила. Вся прелесть одежонки заключалась в том, что как раз к девятому классу она наконец-то села «как надо» – по минимуму прикрывая ноги и по максимуму утягивая грудь до идеальных 90.

Правда, без сложностей не обошлось. Сарафан оказался слишком коротким, и из-под верхней одежды выглядывать не желал.

«Не беда», – подумала я и тут же позаимствовала мамин осенний пиджак. Пиджак был ал и плечист, как бурка, но подол все же открывал.

Довершив картину ботинками с огромными серебряными пряжками, я отправилась в путь.

«Приемный» офис находился на Мясницкой. Еще по дороге туда, глядя на свое испуганное отражение в стекле вагона метро, я заподозрила, что делаю что-то «не то». На выходе из вагона более всего на свете мне хотелось развернуться и отправиться обратно. Но сильнее всего меня напугала дверь агентства. Массивное мраморное изваяние, стремя видеокамерами, кодовым замком и резиновым ковриком на фоне общей убогости, очень напоминало проход в небесную канцелярю… Тяжело вздохнув, я нажала на кнопку звонка.

Дверь открылась.

Прямо на меня смотрел красный квадратик пятьдесят второго размера на дрожащих ножках-спичечках в нелепых ботинках. Я даже не сразу поняла, что это зеркало, поэтому шарахнулась от неожиданности. Впрочем, упасть мне не дали.

В офисе обретались три блондинки под сорок, более всего напоминающие роботов-вершителей из «Отроков во Вселенной». Одинаково выбеленные волосы, одинаковые серые костюмы, одинаковый загар и абсолютно одинаковые голоса.