Читать книгу "Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории - Уилл Селф"

— Понятия не имею.

— Говорят, за мелкими неприятностями всегда скрывается подавленный гнев.

— ЗНАЮ! — вспылил Шива.

— Хорошо, хорошо, не надо рвать на себе волосы.

Элмли снова сосредоточился на картофельной запеканке с мясом, а ядовитый взгляд его друга заметался по плохо освещенной комнате, ненадолго задерживаясь то на тусклом светильнике, то на чьем-нибудь сумрачном лице. Через два столика от обиженных друг на друга приятелей обедала оживленная более обычного группа пышущих здоровьем работников социально-психиатрической помощи. Шива сразу узнал в них Особую группу захвата из «Хис-Хоспитэл». Наверное, подумал он, они тут кем-то занимались неподалеку, вот и зашли вкусить льготный обед. Он прислушался к их веселому гомону, дабы убедиться, что ничего серьезного не произошло. Высокий мужчина с землистыми, прыщавыми щеками, психиатр группы, говорил:

— Не думаю, что надо во всем винить старика, все же этот парень был здоров как черт….

— И буйный, как дьявол, — вставила блондинка с кудрявыми волосами, которая, Шива определил это с первого взгляда, была медсестрой.

— Это точно. — Нервный худой чернокожий мужчина в форменной кожано-джинсовой куртке перегнулся через стол, обвинительно подняв палец: — Но факт остается фактом: пациент мертв. Известно, что Баснер заведовал лекарствами, так я вам еще одну вещь скажу, это все знают и подавно: каким бы ни оказался итог расследования — причем еще не факт, что расследование будет, — он выйдет сухим из воды, мать его!

Другие согласно зашумели, а психиатр стал веско и размеренно говорить о должностном преступлении, о его причинах и последствиях. Но Шива больше не слушал: при упоминании имени Баснера тяжелый гул тревожного набата заложил ему уши. Его пробил озноб, и он обхватил себя руками, словно пытаясь согреться.

— Что опять? — спросил Элмли, которому никак не удавалось ухватить вилкой последние непослушные горошины.

— Н-ничего, — пробормотал Шива. — Я, п-пожалуй, пойду. — И, бросив наполовину съеденный обед — пирог, покрытый корочкой, поникшую капусту, вялый картофель — и кошелек заодно, он выскочил из столовой.

Когда, пятью минутами позже, Элмли пришел вслед за Шивой к нему в кабинет, то обнаружил, что его друга била дрожь, а кожа Шивы приняла тот самый бледно-темноватый оттенок, какой появляется у смуглых людей во время шока или внезапной болезни. Шива говорил по телефону с привратником «Хис-Хоспитэла», который был ему обязан поставкой нелегального кодеина. Пообещав держать язык за зубами, Шива с легкостью выведал шокирующие подробности произошедшего.

Баснера вызвали по громкой связи — поскольку его старший ординатор оказался недоступен — заняться разбушевавшимся больным. «Ну, один гребаный придурок-растаман… — льстиво говорил в трубку старый привратник, — я его тут уже встречал… Короче, он полностью слетел с катушек, только четверым удалось с ним справиться, тогда Баснер накинул ему жгут на руку и вколол такую дозу, что мама не горюй, но не спрыснул перед тем, как сделать укол. Так что этот наркоша огреб по полной. Может, с кем другим так бы не обошлись, но этот вроде был не особо силен по части мозгов — вы улавливаете мою мысль, доктор Мукти?»

«Т-то есть?»

«То есть, буквально, растаману досталось по башке. Я слышал, по крайней мере, от двух дежурных врачей, что Баснеру должно быть известно об этом. Учитывая неудачный укол, плохи дела у старика, вам не кажется?»

Шива не счел нужным выражать свое мнение, просто напомнил привратнику, насколько велик его долг, который эта информация покрывает лишь частично. После чего бросил трубку.

— Что вообще происходит? — Челюсть Элмли отвисла, став почти невидимой в тусклом свете комнаты.

— Ничего, — ответил Шива, беря возвращенный кошелек.

— Так таки и ничего, — начал Элмли, но увидев обезумевшие глаза Шивы, продолжать не стал. Выходя, он поймал значительно более здравый взгляд служащего из приемной. Они оба посмотрели на дверь офиса Шивы и подмигнули друг другу, правда, Элмли не понял, в чем именно заключался их сговор.

Тем вечером семья Мукти должна была пойти в храм Нисден, а затем отправиться в кондитерскую «Амбика», что в Саутхолле, где все, и стар и млад, набросятся на липкие, приторные, желатиновые конфеты. Шива машинально собрался. Еле переставляя налитые свинцом ноги, с каждым шагом он все больше убеждался, что следующий день застанет его вместе с Баснером на скамье подсудимых по обвинению в пособничестве ужасному должностному преступлению старого шарлатана.

У семейства Мукти имелась семиместная машина, стоявшая неподалеку от дома, в гараже, где хранились старые садовые инструменты и прочее в том же духе — сверла, гаечные ключи, водопроводная арматура… Шива понятия не имел, как обращаться со всем этим отцовским хламом. Страсть Дилипа Мукти к садоводству и всяким поделкам была намеренным оскорблением по отношению к его брахманскому происхождению, зато сын Дилипа, Шива, вернулся, по крайней мере, к тому типу человека, который направил свое неприятие материального мира в некое подобие культа превосходства.

Долго в тот вечер Шива сидел за баранкой и слушал глухой рокот мотора — от этого звука дрожали стекла, а серо-голубые выхлопные газы затуманивали пыльные кольца шлангов и ржавых выступов. Абсолютная реальность самоубийства внезапно поразила Шиву еще до того, как он завел мотор. Каким именно образом он отвернет насадку от шланга и прикрепит ее к выхлопной трубе? Успеет ли газ пройти? А если так, то чем перерезать шланг? Через несколько минут он вышел и, кашляя и отплевываясь, открыл гаражную дверь. Тетушки и дядюшки уже поджидали его, их парадные костюмы и сари выглядывали из-под обычной одежды. Мать Шивы снисходительно хмыкнула, когда он появился из сизого облака, Свати только надула безупречные губки.

В храме Шива вел себя как полагается, но это было исключительно ритуалом, совершаемым нервной системой. Глядя по сторонам на мирную суету вокруг — на чаши с лепестками и фруктами, ниши, заполненные изваяниями божеств, на алтарь с пантеоном важных богов, — он осознал, насколько ненавистными и беспорядочными казались ему все проявления его религии. Если раньше было иначе, то теперь он больше не верил в социальную систему, которая удерживала индуса в рамках всех этих верований и внутренне противоречивой космологии. Без постоянной практики и без брахманского высокомерия, помогающего абстрагироваться, это звяканье, пение, воскурение благовоний, волокита с фруктовыми подношениями — все эти атрибуты праздника казались Шиве бесполезной мишурой и лишь напрягали его. Что такого в этом индуизме, в этих деревенских украшениях, в которые рядится философская традиция древних софистов? И впрямь всего лишь назойливая деятельность коллективного сознания миллиарда человек? А как же те, британские индусы, что стоят тут кругом на коленях с широко раскрытыми глазами, молитвенно сложа руки? Кто они, кроме того, что по большей части — безмолвная масса закрытой диаспоры? Сколько десятков тысяч его единоверцев закончили свой век здесь, приехав сюда за счастьем, а вместо этого затерявшись в толпе в аэропорту Хитроу?