Читать книгу "Стальной Лабиринт - Александр Зорич"

Первым он еще не был. Вторым — уже не был.

За тот холодный и темный год у Константина случились два полноценных романа. С красивой тренершей по боди-балету по имени Стася (переспали несколько раз, потом оказалось: у Стаси есть жених, милиционер) и с некрасивой, но домовитой и набожной по какому-то восточному обряду Алишей, бухгалтером клуба, где работал Константин.

Бухгалтер Алиша, с бровями-полумесяцами, понравилась Константину своей сказочной какой-то немотой (Стася — та вообще не умела молчать дольше нескольких секунд). Случалось, они с Алишей сидели, не говоря ни слова, часами. Иногда сидели перед визором. Иногда — на скамейке в публичной оранжерее, перед фонтаном «Семь гномов». Иногда — перед черным окном. Или за чаем.

Через три месяца таких заседаний, перемежающихся редкими сопящими волнами страстного, но безлюбовного секса, Константин понял, что с него хватит.

Еще месяц длилась самая изматывающая в подобных романах фаза — фаза их растворения в мировом эфире. Константин не знал, в каких словах сказать Алише, которая зачем-то не на шутку в него влюбилась, что он больше не может. Алиша же с затаенным ужасом ожидала этих слов.

В общем, сразу после трудного объяснения с Алишей Константин взял расчет, утрамбовал в сумку пожитки и отправился прямиком… в Харьков. Поступать в Харьковскую Академию Бронетанковых Войск — такое решение пришло к Растову однажды весенним утром и подозрительно быстро стало непоколебимым.

К родителям в Москву он даже не заехал — наврал про сроки, которые поджимают.

Но наврать себе Константин не смог, он знал, что боится оказаться в Москве, боится увидеть в своей гостиной Нину Белкину с мотоциклетным шлемом на сгибе локтя.

Боится, потому что не знает, чем такая встреча кончится. Точнее, именно потому, что знает.

Глава 3 В ОЧАГЕ ПОРАЖЕНИЯ

2615 г. Город Харьков, Российская Директория Планета Земля, Солнечная система

Харьков встретил абитуриента сорокаградусной июньской жарой, хмельным пивом «Рогань» и абсурдной канителью в приемной комиссии.

Вначале у Константина вообще не хотели брать документы — этого не хватало, того недоставало, а это вот надо в трех экземплярах и нотариально заверенным. «Нету? Как нету?! Положено!»

Но потом, когда узнали, что «Растов» не псевдоним и что он, Константин Александрович, нисколько не однофамилец, а сын Того Самого, майоры в приемке как по волшебству подобрели и все-все приняли с напутствием: «Потом остальное донесете». И даже — в обход правил — обеспечили жильем и питанием за три дня до первого экзамена.

Константин был майорам благодарен — жить ему было и впрямь негде, денег на поездку в Харьков он занял у друга, а в графе «будущее» у него значилась «полная неизвестность».

Экзамены он сдал отлично, благо после северов находился в превосходной умственной и физической форме.

Первый курс тоже окончил более-менее. И второй. А третий — на «отлично».

В свободное время пробавлялся все тем же фехтованием — тренировал желающих помушкетерствовать, на сей раз на общественных началах (работать кадетам в академии запрещалось). Учил контратакам и выпадам. Объяснял, чем сабля отличается от шпаги, а шпага от рапиры, почему манекен следует величать «Дядя Вася» и почему даже русские судьи во время поединков говорят по-французски.

А часы, оставшиеся от учебы и тренерской работы, проводил в пивной «Очаг», которую танкисты, конечно же, звали «Очагом поражения».

По воскресеньям ходил на танцы в Дом офицера.

Изредка пытался крутить романы.

Один раз — девушку звали Света, и она была очаровательно зеленоглаза — чуть было не докрутился до загса… Но «чуть было» не считается.

Константину нравилось идти по нагретой солнцем улице Полтавский шлях и чувствовать себя совершенно одиноким, адски неженатым и ничем не связанным кадетом, впереди у которого — вся Вселенная.

Наконец — последний экзамен: танк Растова прошел через эпицентр ядерного взрыва с оценкой «отлично».

На церемонию выпуска из Москвы прилетели отец, мать и Кеша, неразлучный со своим спаниелем, все таким же вертлявым и длинноухим, разве что чуточку седым.

Константин, который не видел семью уже давненько, не для виду обрадовался.

Все обиды забылись, трудности взаимопонимания казались курьезными.

Мать сильно постарела, отец похудел и как-то выцвел, лишь один Кеша не изменился…

Банкет «по случаю» Константин помнил смутно: вот они с товарищами обмывают его лейтенантские звезды, утопив их в чуть более звездном коньяке. Вот отец с рюмкой водки «Зеркальная струя» привычно вещает что-то про ответственность, про то, как важен танкист на поле боя, и все присутствующие рьяно ему аплодируют. Вот мать, как следует пригубив сладкого массандровского винца, с фальшивой задушевностью интересуется: «Ну, хоть невеста у тебя есть?», подразумевая, конечно, «раз нет ни денег, ни должности, ни перспектив в жизни, должна быть хотя бы Единственная…»

Вот Кеша, студент какого-то экстремально престижного факультета, рассказывает о своем грядущем назначении в Техноград — мол, это вопрос уже решенный. Вот сам он, пьяный лейтенант Растов, набравшись храбрости, спрашивает у Кеши, как сложились его отношения с «той красивой девчонкой… ну, помнишь, ты меня знакомил?»

Кеша меняется в лице.

— Нина? Нина вышла замуж… Если ты, конечно, о Нине.

— За кого?

— Да за дятла одного. Ничтожество полное. Демин фамилия… Зовут Альбертом.

— Я его знаю?

— Может, и знаешь. Мой одноклассник. Его папашу еще за хищения привлекали… В области добывающей промышленности… Громкое было дело, лет шесть тому назад. По визору каждый день показывали, в передаче «Русский суд».

— Шесть лет назад я на Кларе служил. Это, считай, параллельное измерение! Или, если хочешь, Московия Ивана Третьего! — пьяновато хохотнул Растов.

Кеша презрительно поморщился. Вечно сидящий на обезболивающих из-за своей утомительной, разрушительной хвори, он с детской страстностью ненавидел пьяных.

— В общем, этот Альберт такой же мудак, как его папаша, — прихлебывая зеленый лимонад разновидности «Тархун», резюмировал Кеша.

Даже не склонный к бережной регистрации чужих душевных движений Константин догадался, что короткий разговор о Нине причинил брату сильную душевную боль. Однако он уже не мог остановиться.

— Вот ты говоришь, этот Альберт Демин — мудак. Но ведь за что-то же такая девчонка, как Нина, его полюбила?!

При слове «полюбила» Кеша вздрогнул, как от удара электрическим током.

— Да пойми, Костя, она никого не в состоянии любить! Для нее люди — как куклы! Сегодня с одним поиграла, завтра — с другим! — В глазах Кеши блестели слезы.