Читать книгу "Академия родная - Андрей Ломачинский"

«Минирование». У преподавателя со стола необходимо стырить хотя бы один билет. Вообще-то чем больше, тем лучше, но и один пойдет. Билет незаметно выносится из экзаменационной комнаты, и опытная группа экспертов за дверями, пользуясь учебником, быстро пишет подробные ответы, желательно на такой же бумаге, как у экзаменатора. Если экзаменационная бумага с печатями, то дело несколько осложняется. Надо или заранее подделать печать, или заблаговременно найти к ней доступ на кафедре, и там наштамповать себе листков. Сильно облегчает работу наличие молоденьких лаборанток на кафедрах – лучшего канала не найти. В крайнем случае прямо на экзамене придется тырить вместе с билетом ещё и бумагу. Исписанный листок с ответом и вынесенным билетом отдается входящему на экзамен. Курсант прячет бумаги на теле (обычно просто под кителем) и с этого момента считается заминированным, а спрятанные взрывоопасные материалы соответственно именуются миной. Подрыв на мине очень опасен и обычно происходит в момент саморазминирования – доставания бумаг из-под полы. Имели место случаи спонтанного самоподрыва, когда листки просто выпадали на пол перед изумленным преподавателем. И наконец, есть редкая группа подрывников-смертников. Психика этих людей – абсолютная загадка. Они способны успешно пронести мину на экзамен, а затем поднять руку и попросить прощения у экзаменатора, честно во всем признавшись.

К счастью, действия нормального заминированного курсанта предсказуемы. Заминировавшись, он подходит к экзаменационному столу и берет билет. Любой. Затем громко произносит номер билета, но не того, что в руках, а того, что миной лежит у него на пузе. После этого надо срочно идти за стол готовиться. Подготовка заключается в том, что надо взятый билет незаметно засунуть под китель, а подготовленный билет с ответом достать. Если бдительность преподавателя невысока, то успех гарантирован. Вынесенный после ответа свежий билет заново повторяет цикл минно-взрывного дела.

«Бомбометание» обычно требует высшего пилотажа, оно намного труднее «минирования» и отличается крайней скоротечностью боевых действий. При бомбометании, или, в народе, бомбежке, курсант честно называет номер билета, который держит в руках. Затем садится и переписывает вопросы на листок. Лучше взять два листка для подготовки – тогда один можно будет передать на Большую Землю без риска засветиться за пустой партой. Обычно такой совершенно секретный материал передается через того, кто вот-вот пойдет отвечать. Поэтому требования к боевой слаженности подразделения должны быть крайне высокими.

После того, как вопросы вынесли на Большую Землю, группа экспертов быстро пишет «бомбу», которую немедленно сбрасывают для огневой поддержки бедствующего курсанта. Чаще всего «бомбу» сбрасывает на цель входящий на экзамен. Но при творческом подходе возможны варианты. «Бомбы» можно цеплять на спины фотографов, которые фотографируют экзамен для стенгазеты курса. Фотограф должен взять в руки камеру (не обязательно в рабочем состоянии) и, глядя в видоискатель, подходить спиной к месту сброса, пока не упрется задницей в стол, где сидит нужный курсант. Курсант сдергивает «бомбу» со спины фотографа, где та крепится обычной булавкой. Преподаватель такой борзости не видит, потому, что фотограф всегда стоит к нему лицом. «Бомбы» можно передавать по натянутой вдоль батарей ниточке, можно пускать самолетиками через форточку – любые решения в случаях конкретного бомбометания всегда определяются только обстановкой в театре военных действий.

Но мы отвлеклись на общие моменты. Часа через полтора-два Короед сидел с блаженной улыбкой олигофрена. Ему было абсолютно наплевать на всё. На его экзамен не то что листок за пазухой, а танк «Т-80» можно было провести, и «полкан» ничего бы не заметил. За исключением первых четырёх человек, взвод отбомбился практически стопроцентно. Средний балл экзамена был 4, 92. Сдавали мы экзамен по диамату и думали, какая нужная наука фармакология!

САРДЕЛЬКА И НЕЙРОЛЕПСИЯ

Нейролепсия – это фармакологический эффект. Когда острые психозы лечат, шизуху или маниакально-депрессивные расстройства, вколют психу дозу, а у того тело как ватное, в голове пусто становится, а мир сужается в игольное ушко. Если какие мысли и остаются, то самые простые, а эмоций нет совсем. Но у некоторых нейролептиков есть побочное действие – они здорово рвотный рефлекс подавляют. Одно из таких лекарств называется этапиразин. О нем и сказ.

Опять отгуляли мы отпуск, и вот снова в родимых пенатах. Третий курс не шутка, пожалуй самый сложный в постижении медицинской науки. Но семестр только начинался, и до сессии было далеко… От сессии до сессии живут студенты весело, и курсанты не исключение. Был у нас во взводе курсант Валера Русских. Нормальный курсант, но с редкой патологией – пить совсем не мог. Нету такой статьи, чтоб за непереносимость алкоголя из армии комиссовать, вот он и жил трезвенником аж до третьего курса. Выпьет тридцать грамм водки и сразу блевать. Даже от бутылки пива блевал, такой вот был тяжелый случай. Трудно ему было: во-первых, непьющий военный уже белая ворона, а во-вторых – Валера всей душою желал почувствовать нормальный пьяный кайф. Хотелось Валере Русских быть русским человеком, да не получалось.

Но на третьем курсе ситуация изменилась – как вы уже знаете, мы стали изучать фармакологию, науку о лекарствах. Как только дошли до этапиразина, понял Валера, что его мучениям пришел конец – рвотный рефлекс победить можно! Он быстро где-то надыбал упаковку этого препарата и ерзал в предвкушении ближайшего выходного – решил устроить себе боевое крещение, и купил водки. Для себя и для того парня, который собутыльником будет. А в собутыльники к нему напросился Сив, курсант Сивохин. Сив был известен своей потрясающей толерантностью к алкоголю, сколько не выпьет, а ему хоть бы хны. Тоже, видать, патология, диаметрально противоположная Валеркиной.

Вот и долгожданная суббота. Валера заблаговременно, еще на последней лекции таблеточки заглотил, чтобы пить на пике противорвотного эффекта. А так как противорвотное действие препарата всё же побочное, а не основное, то Валера и это учел – шарахнул не то двойную, не то тройную дозу. Пообедали ребята и сели выпивать. С Сивом пить совсем не интересно – водка, сколько бы ее ни было, за полчаса заканчивается. Поэтому, как последние капельки разлили, Сив поблагодарил за водку и сразу стал куда-то собираться. Не то на танцы, где его уже подруга ждала, не то в театр, куда та же подруга билеты купила, а он забыл. Слинял, короче, а Валере посоветовал никуда не выходить, ибо к состоянию алкогольного опьянения тот человек непривычный. Еще порекомендовал побольше кушать, что при пьянках тоже весьма полезно.

Оставшись в одиночестве Валера минут сорок туда-обратно по общажному коридору шатался и кайф от выпитой водки ловил. Вышли мы покурить, и показалось нам такое поведение подвыпившего человека несколько странным. Если бы он в карты зашел поиграть или потрепаться, да хоть музыку послушать, а тут ходит, как медведь в зоопарке. Того и гляди дежурный заявится, а тут военнослужащий в небоеспособном виде мелькает. От греха подальше позвали мы Валеру к нам в комнату телевизор смотреть. Через минуту он явился и принес с собой кило сарделек.

Мы сардельки варить поставили, а Валеру перед телевизором усадили. Тот сидит прямо, как будто вместо спины доска у него, и немигающими глазами какую-то скучнейшую передачу смотрит, не то «Сельский час», не то «Темпы пятилетки». Мы ему говорим: Валера, ты бы канал переключил, что муть такую смотреть. Валера переключил, а там вообще какое-то партийное событие местного значения показывают, зрелище еще скучнее предыдущего. Валера смотрит. Нам интересно стало, чего же такого Валерка выпил, что его так странно прибило? А он говорит, что одну водку с Сивом пил. Ну раз с Сивом, тогда вроде все нормально, тот человек опытный. Думаем, вот так тяжело, наверное, человеку впервой пьяным быть. Ничего, обвыкнется, лиха беда начало.