Читать книгу "Face-to-face - Галина Тер-Микаэлян"

«Девчонки, вы рисовать умеете?»

Руки у него были измазаны синей-желтой краской, и даже на щеке зеленело пятно.

«Ты чего такой разноцветный? — фыркнула одноклассница Тани. — По тебе Мойдодыр еще не плачет?».

«Нет, девчонки, на полном серьезе — нужна помощь. Завтра к нам в школу из братской Польши делегаты приезжают, директор велела срочно стенгазету на стену вывесить, мы зашиваемся. Пошли, поможете».

Он отбросил упавший на лицо чуб, и у Тани захолонуло сердце.

«Ладно, — сказала она безразличным тоном, — давай, чего делать? Только я рисую не очень».

«Да шут с ним, — обрадовался Славка, — нужно только закрасить буквы на заголовках и серп с молотом на флаге аккуратно сделать, там уже все размечено».

В душной пионерской комнате в лихорадочном возбуждении работала вся редколлегия стенной газеты. На огромном столе были во всю ширь разложены не склеенные еще друг с другом листы ватмана. Слева две девочки, согнув спины, аккуратно вписывали текст в ровные колонки, а справа лучший художник школы Дима Волошин, высунув язык, рисовал карикатуры в столбце рубрики «Они позорят нашу школу!» Славка носился вокруг стола и давал ценные указания:

«Ровнее буквы пишите, вон у вас „а“ за край залезла! Димка, ты зачем Смирнову такую сигару здоровую сделал, где ты будешь Дегтярева с Чуриковым рисовать? Девчонки, вы на серп и молот красным не залезайте, потом краска будет из-под золота просвечивать!»

В конце концов, флаг в левом верхнем углу получился приличный — красное полотнище на ветру с золотой эмблемой серпа и молота, а рядом фотография пионера-героя Павлика Морозова, чье имя носила школа. Прямо под ней было стихотворение из школьного учебника:

Мы дети заводов и пашен,

и наша дорога ясна.

За детство счастливое наше

спасибо родная страна!

Еще ниже была вклеена вырезка из передовой статьи газеты «Правда» с фотографией шахтера, на сто процентов перевыполнившего норму по добыче угля. Далее аккуратные буковки, походившие на ползущих стройными рядами муравьев, рассказывали о великом русском поэте Михаиле Юрьевиче Лермонтове, чей сто шестьдесят шестой день рождения нынче праздновала вся страна. В колонке, озаглавленной «Пионеры нашей школы», можно было прочесть о количестве макулатуры, сданной школьниками за последний месяц, а в разделе «Спорт» — о победителе школьного турнира по шахматам Сене Козлове и о приближающейся олимпиаде.

Однако лучше всего удалась карикатурная рубрика «Они позорят нашу школу!» — восьмиклассник Толя Смирнов с огромной сигаретой во рту напоминал Чарли Чаплина, а шестиклассники Дегтярев с Чуриковым, со зверскими выражениями лиц мутузящие друг друга, походили на питекантропов из учебника по истории древнего мира. Все то время, что они работали, Таня незаметно поглядывала на расхаживавшего по пионерской комнате Славу, и каждый раз, когда он небрежным движением руки отбрасывал наползавший на глаза чуб, внутри у нее словно что-то обрывалось от восторга.

Польские гости их работу похвалили, довольно долго стояли у стены, с интересом читая о сданной макулатуре, сдержанно улыбались. Однако через два дня после их визита кто-то написал непечатное слово прямо поперек карикатуры на драчуна Дегтярева, и газету пришлось снять. Тем не менее, теперь Слава Кемецкий, встречая Таню в коридоре, дружески улыбался ей и даже иногда задерживался, чтобы перекинуться парой слов.

Одноклассники относились к Тане неплохо, но из-за каменноспокойного выражения лица некоторые девчонки дразнили ее чурбаном. Скажи им кто, что при виде редактора школьной газеты у Тани Муромцевой каждый раз перехватывает дыхание, а сердце летит в никуда, — обхохотались бы. Естественно, что и Слава Кемецкий не мог об этом догадаться, тем более, что учились они в разных классах. Он даже не замечал, что они в последнее время все чаще и чаще встречаются в коридоре.

Она стала посещать литературный кружок, куда был записан Слава Кемецкий, но он постоянно пропускал занятия, а потом вообще перестал приходить. Случайно встретив его, Таня поинтересовалась, в чем дело, и Слава важно ответил:

«Некогда, я сейчас в комсомол готовлюсь — знаешь, сколько нужно устава учить? Ты, кстати, еще не начинала читать устав?»

«Нет, — робко пискнула она, — мне только в марте четырнадцать будет».

«А, ну, у тебя, конечно, еще время есть, а меня в марте уже будут на собрании рассматривать. Мне после школы в МГИМО поступать, а там при поступлении учитывают комсомольский стаж — чем больше, тем лучше».

Таня с детства неосознанно ощущала отношение к себе окружающих, а вот душа Славки неизменно оставалась для нее закрытой. Она страдала, томясь извечным женским сомнением: любит — не любит?

Из большого зеркала в прихожей на нее смотрела высокая тоненькая девочка-подросток с прямыми жидкими волосами и просто очерченным лицом. Но можно ведь было слегка подвести глаза, подчернить брови, и взгляд тогда приобретал тот самый загадочный шарм, которому французы придают такое большое значение. Если б только не этот проклятый пионерский галстук! Ярко алеющий на шее кумач словно специально подчеркивал бледную невыразительность черт ее лица. И не было никакой возможности от него избавиться, потому что учителя немедленно начинали зудеть что-нибудь типа того, как прежде настоящие пионеры готовы были идти на смерть ради своего красного галстука и т. д. и т. п., а вот она, Таня Муромцева… и так далее, и так далее. Ну, почему?! Почему нельзя было сделать пионерский галстук голубого или хотя бы бледно-зеленого цвета?!

Почти весь свой четырнадцатый день рождения Таня не выпускала из рук тоненькую книжицу, на обложке которой под изображением Ленина в профиль было написано:

Устав ВЛКСМ.

За обедом, в ванной и в туалете, она бормотала, заучивая и повторяя вслух: «Комсомолец обязан быть…». Только вечером, когда взрослые и дети ели огромный торт, купленный Натальей по случаю дня рождения дочери, Таня спрятала устав в карман халата, чтобы не испачкать его кремом.

Утром она сунула комсоргу класса Леве Кручинину отпечатанную на отцовской машинке характеристику:

— На, подпиши.

— Чего подписать?

— Характеристику — хочу поступать в комсомол.

— А, ну, давай, — он подписал и с уважением спросил: — У вас печатная машинка дома, да?

— Даже две, — кивнула она, забирая характеристику. — Если тебе что-то надо, я напечатаю.

— Здорово! А можно мне самому к тебе зайти постучать?

— Конечно.

На большой перемене Таня твердым шагом зашла в комитет комсомола. Комсорг школы Глеб Сорокин, обсуждавший что-то со старшей пионервожатой Юлей Измайловой, замолчал, вопросительно посмотрев на девочку. Поздоровавшись, она положила перед ним заявление.

— Это что у тебя? — он близоруко прищурился, потом начал читать вслух, но не все, а главные фразы: — … прошу принять меня в ряды… гм. Подожди, а тебе сколько лет?