Читать книгу "Книга Евы - Мариан Фредрикссон"

– Ты избалуешь меня, – сказала она. Он обрадовался похвале:

– Ты ведь не такая молодая. – А увидев ее удивление, добавил: – Я боюсь за тебя, с тобой ничего не должно случиться.

– О, обещаю, я выживу. Нам долго надо жить на этой земле, тебе и мне. Нам необходимо время, чтобы познать все.

Мужчина кивнул почти величественно. Вечер прошел восхитительно, им удалось поговорить о многом и о многих. Долго обсуждали чудо того, что не знали своих лет.

Год, прошедший после ее возвращения, они ощущали, а те, что прошли раньше, – нет.

– Скажем, что тебе было пятнадцать, а Мне восемнадцать, – предположил он. – Значит, я приближаюсь к сорока, а тебе – лет тридцать пять, – сказал он весело.

Ева рассмеялась, она не верила ни в какой возраст.

– Значит, нам осталось минимум сто лет, – сказала она задорно.

Он улыбнулся:

– Так нужно быть здоровыми, по крайней мере пока новый мальчик не вырастет.

Как-то она рискнула спросить о стае:

– А ты ничего не помнишь о времени раннего детства, еще до того, как тебя забрал шаман?

– Нет, не помню. Но иногда, когда я доволен чем-нибудь, я что-то вспоминаю…

Однажды вечером к ним пришел певец – мужчина из рода Эмера. Она узнала его и обрадовалась. Певец привел с собой маленького мальчика со вздутым ухом.

– Можешь вылечить?

Ева согрела воду, накапала в нее опиума и горячим влила прямо в ухо мальчика. Тот закричал, как ягненок на заклании. Когда средство обезболивания начало действовать и мальчик оцепенел, она попросила мужчину подержать его, взяла самую острую щепку и проколола барабанную перепонку. Мальчик вздрогнул и закричал, но гной из больного уха вытек. Боль потихоньку затихла, опухоль спала.

Потом мальчик уснул во внутренней комнате, и Ева предложила мужчинам еду, самое лучшее, что нашлось в доме. Певец обращался к ней с большим уважением, что доставило Еве удовольствие.

Адам видел это и удивлялся. «Полезно для тебя, называвшего меня блядью», – думала Ева. Пусть знает, что в становище Эмера ее считали удивительной женщиной.

Спала она эту ночь во внутренней комнате вместе с ребенком – на всякий случай, если тот проснется и почувствует боль. Мужчины долго сидели во внешней комнате и разговаривали.

Так она услышала историю о бегстве еще раз. Но теперь со слов и восприятия мужчин. Грех вновь был переложен на нее. Это она ввела его в искушение. Были и новые картины, такие, которых она не узнавала. Проклятия шамана Адам повторял наизусть, но в его передаче сам Бог произносил эти слова. А Ева говорила раздвоенным языком змия, сказал он. И заставила съесть плод с древа познания. С того момента она и овладела им со всей своей силой.

Язык змия, какая чепуха! Давнишний случай с яблоками она помнила: это было во время их первого завтрака после побега, когда они перебрались на другую сторону реки. Он очень боялся их есть, а она дразнилась и шутила, пока не заставила его вкусить от яблока.

Шутка, игра. Как странно, что этот случай стал таким значительным. Сейчас он ел яблоки практически каждый день.

Певец тоже не принял эту историю всерьез. С дружелюбным мужским пониманием он посмеялся над Адамом.

– Ты ведь мужчина, – сказал он. – Конечно же, никакой мужчина не смог бы устоять, она и сейчас куда как хороша, а тогда, наверное, была еще краше.

Через какое-то время Адам присоединился к смеху.

– Да, да, так оно и было, никакой настоящий мужчина не мог бы устоять перед таким соблазном.

Гости должны были уходить рано утром: долгий путь предстоял певцу с мальчиком за спиной. Ребенок был уже здоров, хотя из уха еще текло.

В благодарность за лечение певец низко поклонился ей. Муж пошел провожать их, а Ева занялась утренними делами с чувством беспокойства в сердце. «Опять зверь-грызун появился, – подумала она. – Значит, будет новая ругань».

Но ошиблась. Когда она стояла у входа в пещеру, Адам подошел к ней и гордо заявил:

– Значит, ты царская дочь.

– В далеком родстве, – еле сдерживая смех, ответила Ева.

– Но у тебя царский нос, – сказал муж: с уважением в голосе. – Значит, царская кровь течет и в нем, в том, кого ты носишь в себе, в моем ребенке.

Ева была слишком удивлена, чтобы найти слова. И к счастью, ибо она могла кое-что добавить и о деде Сатане.

Мужчина ушел к яблоне, и вскоре она услышала, как он благодарил Бога за царскую кровь, в святости которой он теперь соучаствовал через супружество.

«Как хорошо, что Бог не слышит его больше, – думала женщина. – Иначе мне было бы стыдно».

Вечером ей пришлось снова рассказывать ему о посещении стойбища Эмера. Сначала все было хорошо, хотя и трудно, но потом она увлеклась деталями: шатер для женщин, красивые одежды, песни, разговор у очага, дождь, бьющий по шатру.

Но ему больше всего хотелось подробностей о царской дочери. И, только когда они пошли спать, она вспомнила о предложении Эмера о возможной свадьбе.

– Он хочет, чтобы Каин стал его зятем, да? – спросил муж.

– Да, он ведь ничего не знает.

– Он знает о царской крови, этого достаточно, – возразил мужчина.

– А братоубийство?

– Мы не будем говорить об этом, – возразил мужчина. – Кстати, это же был несчастный случай, ты сама так сказала.

На следующее утро Ева проснулась от плохого сна. Адам возился у очага.

– Ты действительно веришь в то, что говорил о языке змия и о яблоках, отдавших тебя в мою власть? – спросила она, буравя его настойчивым взглядом.

– У, тайный агент, сатанинское отродье! – Она все же получила ответ, ведь от стыда он стал красным, как сама кровь, и выбежал из пещеры.

Глава двадцатая

Зима пробежала быстро, наступила ранняя весна с птичьим пением в горах. Потом вокруг жилья зацвели маки. Ева совсем отяжелела, любая работа дома или в поле стоила ей больших усилий. Муж трудился за двоих, не теряя ни сил, ни радости.

Между ними царил покой. Как-то ранним утром неожиданно начались боли. Сатана, она же забыла, что будет так трудно. Хотя все готово: вода на очаге, в доме прибрано, наготове чистые куски материи для приема ребенка.

Она выгнала мужа, хотела остаться одна, от боли и восторга громко кричала. Когда начались последние схватки и ребенок выскочил из нее, она кликнула мужа, тот перерезал пуповину, принял ребенка и пошел обмывать его.

Вернувшись с младенцем, уже запеленатым в чистую ткань, он сиял.

Ребенок смотрел светло-карими глазами отца прямо в черные очи матери.

«Он слепок своего отца, – подумала она. – Не будет никаких сомнений в его происхождении, уж его-то эта доля минует».