Читать книгу "Викинг. Дитя Одина - Тим Северин"

Гудрид была беременна. Тут все поняли, почему ее мучила морская болезнь во время нашего плавания и почему она настояла на том, чтобы взять с собой из Браттахлида двух служанок. Большая часть поселенцев приняла ее беременность как добрый знак. Это означало, что наше маленькое поселение будет процветать и расти. Я, как и все, желал Гудрид счастья, но был смущен и в сомнении. Ибо большую часть детства почитал себя за родного сына Гудрид, а теперь, похоже, у меня появится соперник.

Поздней осенью того, первого года в Винланде, Гудрид родила здорового, горластого младенца мужеского пола. Ему дали имя Снорри, что означает «буйный» или «упрямый», и он стал первым из нашего народа, родившимся в том отдаленнейшем из норвежских поселений. Может быть, он остался единственным, кто родился там. Этого я не знаю, ибо многие годы не получал никаких известий из Винланда. Полагаю, их нет вообще. Мне остались только воспоминания о великом веселье и суматохе того дня, когда Снорри явился в сей мир, и о пиршестве в честь его рождения, которое устроил Торфинн, гордый отец, в нашем великолепном новопостроенном длинном доме. Может быть, то была ревность, а может быть, заговорило во мне шестое чувство, предупреждая о дурном, но в тот вечер, когда все мы собрались в длинном доме и расселись по скамьям, и слушали здравицы Торфинна в честь рождения первого на том берегу ребенка, меня исподволь грызла уверенность, что золотые деньки нашего поселения сочтены.

ГЛАВА 8

Вестники нашего поражения появились спустя три дня. Близился полдень погожего солнечного дня, колонисты разбрелись по своим обыденным делам — кто удил рыбу, кто отправился в лес охотиться и валить лес, большинство же трудилось в домах или возле них или расчищало землю. Наверное, женщины готовили пищу, потому что я помню запах оленины, жарящейся на вертеле на открытом огне. Один из строителей, сидя на крыше дома, укладывал куски дерна, пригоняя их друг к другу так, чтобы вода не просачивалась. Он распрямился, разминая спину, и случайно глянул на море. И замер, и закричал, указывая на берег. Его крик всех встревожил, мы повернулись и тоже посмотрели. Из-за дальнего выступа мыса появлялись маленькие лодки. С такого расстояния они казались просто черными иглами, но было совершенно ясно, что это — ^ скрелинги. Все бросили свои дела, толпа в едином порыве вздрогнула от дурного предчувствия. Не следует забывать, что на эту пустынную землю прибыли землепашцы и рыбаки, а не бывалые воины, и от одного появления чужаков по спинам у всех нас пробежал холодок.

— Выкажите, сколько можете, дружелюбие. Ведите себя как обычно, — предупредил Торфинн. — Не делайте резких движений, но и не подпускайте их слишком близко. Подождем и узнаем, чего они хотят.

Маленькая флотилия скрелингов — там было девять кожаных лодок — приближалась. Сидевшие в лодках, казалось, были столь же удивлены и насторожены, как и мы. Они сбавили скорость и осторожно провели лодки через отмели, держась шагах в пятидесяти от берега и с любопытством глядя на нас. Ни одна сторона не сказала ни слова. Все напряженно молчали. Тут один из скрелингов встал в лодке — это была узкая, корытообразная посудина, не очень хорошо сделанная — и начал размахивать рукой над головою. В руке у него было что-то вроде лопасти, которая издавала жужжащий звук, нечто среднее между тихим гулом и бормотаньем.

— Как ты думаешь, что это значит? — спросил Торфинн у своего заместителя Торбранда, сына Снорри.

— Думаю, это знак мира, — ответил тот. — Вид у них как будто не очень враждебный.

— Тогда нам лучше будет ответить тем же, — решил Тор-финн. — Возьми белый щит и зайди в воду по колено. Подними щит повыше, чтобы им хорошо было видно.

Белый щит — наш обычный знак мира, известный всем, им пользуются даже дикие ирландцы и отдаленные германские племена. Выставленный красный щит означает войну. Во всяком случае скрелинги как будто поняли этот жест; они осторожно повернули лодки и стали грести к берегу. Мы стояли неподвижно, лодки коснулись земли, все люди из них вышли и нерешительно двинулись вверх по склону.

Они были точно такими же, как те люди, на которых напали и которых убили корабельщики моего дяди Торвальда. Мужчины — а женщин среди них не было, — темнокожие и поменьше нас ростом, с узкими глазами и прямыми, очень черными волосами, свободно падающими на плечи. Скулы у них были высокие и выступающие, что придавало их лицам угрожающее выражение. Я заметил, что глаза у них одинаково темно-карие, почти черные. Наверное, то были охотники, ибо в лодках у них почти ничего не лежало, кроме нескольких охотничьих копий и каких-то свертков из сыромятной кожи. Торфинн решил, что они не меньше нашего напуганы этой встречей. Во всяком случае молчаливое противостояние длилось очень долго, пока обе стороны разглядывали друг друга, а потом вожак скрелингов крикнул что-то на непонятном языке, пришельцы неторопливо уселись в лодки и поплыли прочь, время от времени оглядываясь через плечо.

Когда лодки скрелингов исчезли, уплыв тем же путем вдоль берега, мы вернулись к нашим делам. Можете себе представить, сколько было разговоров и предположений, вернутся ли скрелинги и на что они решатся. Никто не сомневался, что у этой встречи будет продолжение.

В следующий раз скрелинги застали нас совсем врасплох, появившись со стороны суши, из леса. Это произошло месяцев шесть спустя, и нас встревожило, что они подошли так близко к поселению незамеченные. Занимались мы обычными делами, как вдруг две дюжины скрелингов двинулись к нам от опушки. Они явились словно из-под земли. Хорошо, что они пришли с миром, потому что мы их никак не ожидали. В смятении мы не знали, бежать ли за оружием, сбиться ли в кучу или встретить скрелингов очередным мирным жестом. И тут, на наше счастье, взревел наш бык. Он пасся с коровами на соседнем лугу, и наверное, запах скрелингов — ибо пахло от них воистину очень сильно — встревожил его. Он несколько раз громоподобно взревел, и это привело пришельцев в ужас. Оглядываясь через плечо, они бросились искать спасения в наших домах, словно за ними гналось какое-то чудовище. Кое-кто из наших не слишком храбрых мужчин засел в домах, ожидая нападения, и уже закрыл двери. А тут вдруг скрелинги — перепуганные, они колотились в двери, кричали что-то на своем странном языке, умоляя впустить их. Норвежцы, думая, что битва в самом разгаре, в отчаянии подпирали двери изнутри, чтобы не пустить их. Для тех же, кто был снаружи, положение, только что казавшееся удручающим, вдруг стало смешным. Было ясно, что скрелинги не имели дурных намерений, а трусы, засевшие в домах, страшились невидимых им нападающих. Те же из нас, кто видел все это со стороны, разразились хохотом. Наш смех успокоил скрелингов, они притихли и робко поглядывали, скоро и перепуганные защитники домов начали высовывать головы, пытаясь понять, что происходит, а мы, глядя на них, хохотали еще громче. Вся эта нелепица оказалась наилучшим началом — ибо взаимному пониманию ничто так не способствует, как если обе стороны сваляют дурака и признаются в этом. Говоря на языке знаков и улыбок, скрелинги начали открывать кипы, которые принесли. Там была пушнина, прекрасная пушнина, шкурки лисы, куницы, волка и выдры. Были далее две блестящие шкуры черного медведя. Ничего подобного по качеству мы не видывали, и понимали, что на любом рынке в Норвегии или Дании товар этот пошел бы по самой высокой цене. Среди нас не было такого, кто, не задумываясь, не отдал бы скрелингам все, что они захотят.