Читать книгу "Тибо, или Потерянный Крест - Жюльетта Бенцони"

Минуту спустя отец привел босую, заспанную Ариану в одной рубашке. Открывшиеся перед ним перспективы слегка приободрили его, он внезапно почувствовал, что еще достаточно молод и способен произвести на свет потомство! Некоторое отношение к этому имело и мгновенно выплывшее из его памяти воспоминание о некоей молоденькой девушке, дочери бедного ткача, жившего у Сионских ворот.

— Благородная дама, вот моя дочь Ариана!

— Вижу. А теперь выйди! Я хочу остаться с ней наедине!

Торос открыл было рот, чтобы возразить, но тут же его и закрыл. Спорить с этой женщиной — только понапрасну время терять... Он вышел на цыпочках, а Ариана, пробудившись окончательно, с восторженным удивлением взирала на прекрасную и роскошно одетую даму, нимало не сомневаясь в том, кто она. Девушка робко опустилась на колени, и Аньес улыбнулась:

— Ты знаешь, кто я?

Ариана, слишком взволнованная для того, чтобы говорить, только ниже наклонила и без того уже опущенную голову.

— Отлично. Я пришла ради тебя, потому что захотела с тобой познакомиться. Встань и посмотри на меня. Значит, это ты любишь короля, моего сына? Отчего ты краснеешь, тебе нечего стыдиться! Любовь — не позор, а лучшее, что только есть на свете!

Ариана быстро вскинула голову и на этот раз осмелилась посмотреть прямо в глаза Аньес:

— Я не стыжусь и я не отрекаюсь ни от одного слова из тех, какие сказала ему, потому что я больше не могла молчать. Во мне так много любви, благородная дама, что мне необходимо было прокричать о ней, чтобы не задохнуться. О, я сознаю, что вела себя дерзко, сознаю, что я его недостойна, потому что он — великий король, а я — никто. Но я мечтаю о том, чтобы служить ему.

— Ты готова отдать ему твое тело?

— Ему принадлежит моя душа! Тело ничего не значит...

— Ничего? Тело — источник сладострастия и самого жгучего наслаждения, но в то же время и жесточайших страданий! Ты не боишься проказы?

— Его — нет. Он — Божий помазанник В тот день Господь Бог возложил на него руку...

— И ты надеешься на чудо, да? Ты на мгновение не способна представить себе, что этот прекрасный юноша может сделаться отталкивающим?

— Для меня он таким не станет никогда.

Мать Бодуэна гибким движением поднялась со стула и, приблизившись к Ариане, пальцем приподняла ее подбородок, чтобы заглянуть девушке в глаза и прочесть в них правду. Ей трудно было поверить в то, что она услышала, хотя она и испытывала безотчетное восхищение. Ее, всегда выбиравшую любовников, сообразуясь лишь с красотой и силой их тел, удивляло, что эта девушка благодаря одной лишь магии любви способна принять неприемлемое...

У нее мелькнуло сомнение. Лицо юной армянки было нежным, словно цветок, и, бесспорно, красивым, но, может быть, все остальное далеко от совершенства? Она дернула за шнурок, стягивавший льняную ткань вокруг стройной шеи, рубашка упала к ногам девушки, и Аньес немного отступила, чтобы получше ее разглядеть. Беззащитная перед ее взглядом Ариана залилась краской, закрыла глаза и поспешно прикрыла грудь руками, но Аньес заставила ее убрать руки, а затем, взяв со стола лампу, подняла ее повыше, чтобы ничто не осталось в тени, и медленно обошла кругом хрупкую дрожащую фигурку, похожую на статуэтку из слоновой кости.

— Ты изумительно сложена, девочка! — воскликнула Аньес наконец и невольно почувствовала укол ностальгической зависти.

В четырнадцать лет, когда она отдавалась впервые, у нее была такая же прелестная и такая же безупречная фигурка. Несмотря на то, что она неустанно о себе заботилась, возраст и многочисленные любовные утехи сказывались на ее теле, она отяжелела, — и все же редкий мужчина мог устоять перед ее чувственной притягательностью. Но вспоминать прежнее было так приятно... Довольная Аньес, завершив свой обход, снова встала лицом к лицу с Арианой.

— Надеюсь, ты девственница?

— О!

Это вырвавшееся у нее почти жалобное восклицание стоило целой речи. И тогда Аньес снова обхватила лицо девушки руками, унизанными кольцами, и легонько поцеловала в дрожащие губы.

— Если моему сыну суждено сорвать всего один цветок, я хочу, чтобы это была ты! Подбери рубашку и иди одеваться. Я забираю тебя с собой.

— Вы забираете меня с собой? — просияв, шепотом повторила Ариана.

— Разумеется! Отныне ты будешь жить во дворце. Поторопись и скажи своему отцу, что я жду его...

Четверть часа спустя Ариана со счастливыми глазами покинула дом Тороса и отправилась в жилище возлюбленного. Единственным, что ее печалило, было огорчение старой Теклы, которую она оставила коленопреклоненной на пороге дома и разрывающейся между радостью оттого, что ее девочка счастлива, и ужасом перед ее неминуемо трагической судьбой. Торос-то мог утешиться полным золота кошельком, который «королева-мать» пренебрежительно кинула на стол...

Однако если Ариана по-детски простодушно надеялась, что ее прямо с утра поведут к Бодуэну, то ей предстояло испытать разочарование. Когда они добрались до дворца, Аньес, которая всю дорогу беседовала с девушкой, выясняя, что она знает и умеет, сдала ее с рук на руки той, что управляла ее «хозяйством» и кого она держала при себе с тех пор, как Куртене нашли прибежище в Антиохии. Жозефа, чьим дальним предком был Дамианос, византийский герцог, правивший в X веке большим городом на реке Оронт, была к этому времени женщиной зрелого возраста, надменной и неласковой, беспрестанно всем напоминающей о своем высоком происхождении, однако беспредельно и рабски преданной Аньес, при этом не питая на ее счет никаких иллюзий. Она держала в ежовых рукавицах небольшую стайку благородных девиц, которые из-за безденежья или чрезмерной практичности родителей вынуждены были занять положение чуть выше, чем у служанок, в ближайшем окружении всемогущей, но всеми осуждаемой Аньес. Дочь богатого торговца вполне могла быть допущена в этот крут, на происхождение не слишком смотрели.

— Вплоть до новых распоряжений она будет жить в моих покоях, — уточнила «королева-мать». — Для начала найди место, где она сможет спать...

— Что она умеет?

— Вышивать — ты ведь знаешь, насколько армянки в этом искусны. Кроме того, она умеет читать и играть на лютне. Как видишь, ее есть чем занять до тех пор, пока... Быстро наклонившись к уху Жозефы, Аньес шепнула ей несколько слов, от которых та вздрогнула.

— И... она согласилась?

— Больше того — это ее самое заветное желание. Но и предпочитаю выждать еще немного перед тем, как ее туда отправить.

— Ждете, что он выздоровеет? — с тонкой и презрительной улыбкой спросила Жозефа.

— Не болтай глупостей! Просто я думаю, что самое подходящее для этого время — после свадьбы Сибиллы.

Вот так Ариана волей-неволей оказалась в этой стайке молоденьких девушек, большей частью — дурнушек, поскольку главным их предназначением было оттенять ослепительную красоту матери короля. Встретили ее недоверчиво и даже испуганно, несмотря на то, что появление юной армянки, нарядной, улыбчивой и хорошей музыкантши, было само по себе немалым развлечением для этих девиц, почти заброшенных своей госпожой, появлявшихся рядом с ней лишь в официальных случаях, почти не участвовавших в ее дневной жизни, — Аньес иногда по целым дням не вставала с постели, — и полностью устраненных из ее жизни ночной, когда она предавалась чересчур пряным удовольствиям. Но появлению Арианы предшествовал слух о ее дерзком поступке: она была той самой девушкой, которая поцеловала прокаженного короля. И, если не одна из них была тайно влюблена в Бодуэна, все же страх перед его болезнью был сильнее. И потому дни, отделявшие ее переезд во дворец от прибытия молодого маркиза де Монферра, Ариана провела в уединении, что вполне ее устраивало. Отложив работу, — она вышивала золотом и мелким жемчугом голубое платье для Сибиллы, — она перебирала струны тара[33]и вполголоса напевала стихи армянского поэта Давида Сасунского[34], так прекрасно писавшего о красоте роз и благоухании жасмина. И не без удовольствия наблюдала за тем, как девицы в другом конце комнаты умолкают и начинают прислушиваться, а некоторые даже подходят поближе, чтобы лучше слышать.