Читать книгу "Террор на пороге - Татьяна Алексина"

— Я сказала, что ты любил свою бабушку. И выражал эти чувства в письмах, — перевела Рива Зяме. — Что ты желал не наследства, а долгих лет ее жизни…

Зяма вздохнул.

Кроме своей некрасивости, Рива обладала и другими достоинствами. Проистекавшими из достоинства основного… Ее, например, можно было без малейшего риска оставлять с мужчиной наедине. Она и попросила поселить их с Зямой в одном гостиничном номере. Хоть и в разных его комнатах.

— Нам необходима близость, — сказала она адвокату. И пояснила: — Душевная! А также и деловая…

— О’кей! — согласился он.

— Так разумней, — сказала Рива наследнику. — Вдруг тебе позвонят — и станут изъясняться на языке, которого ты… ни бум-бум!

Наследник не возражал. Мама приучила его к покорности.

Соблазнять Зяму Рива, конечно, не собиралась. Она хранила свою, не по ее вине затянувшуюся, девственную нетронутость для первой супружеской ночи… о которой Зяма еще не догадывался.

Его мужскую нетронутость оберегать не пришлось, так как ее уже не было. Связи у Зямы случались… Но связывала и развязывала Берта Ароновна.

— Веди себя культурно — пригласи девушку в кино, — предписывала она. — А потом проводи домой. Пусть покормит тебя! Так как будет, я догадываюсь, уже поздно, можешь остаться. Не навсегда, конечно… а до утра. Только не вздумай увидеть в ней будущую жену!

По поводу Ривы Зяма подобных указаний не получал. Мамино предписание было иным:

— Ничего сам не делай! Во всем доверяйся ей… Иначе ты можешь не то сказать или не то — тьфу-тьфу-тьфу! — подмахнуть на бумаге. Помни: Рива все хватает буквально с ходу.

Воспитанный в послушании, Зяма сам ничего и не предпринимал. Характер и воля от бездействия по-прежнему диатрофировались. И, как ни поразительно, ему это все более нравилось: он был освобожден от решений, поступков. Вынужденный поступок состоял в том, что он освоил иврит: чтобы можно было воспользоваться инженерным дипломом.

— Всем, чем можно воспользоваться, надо воспользоваться! — проповедовала Берта Ароновна.

Рива же, наоборот, скопив, подобно Зяминой бабушке, несметный запас женской энергии, перерабатывала ее в энергию изощренной находчивости. При этом любому поступку своему она находила благородное объяснение: разве такому неумехе, как Зяма, с кем-нибудь будет удобней, чем с ней? Нет, не о себе она пеклась, а о Зямином благоденствии. И дарила ему себя. Правда, за два с половиной миллиона… Но есть ли цена у семейного счастья с той, которая способна все хватать на лету!

На следующий день утром в гостиницу нагрянули адвокат и корреспондент вечерней газеты, делавший вид, что интервью с Зямой — это звездный час его журналистской карьеры. Почтение, разумеется, было обращено к внезапному обладателю миллионов, хотя могло показаться, что к Зяме из Тель-Авива.

Закулисным исполнителем Ривиных планов был тетин и бабушкин адвокат. Еще в аэропорту Рива шепнула ему заветную фразу… На разных языках та фраза звучала, безусловно, по-разному, но смысл ее воспринимался везде одинаково: «Я в долгу не останусь!» Расплачиваться Рива при своей скромной внешности могла только купюрами.

— Что вы предпочитаете: вопросы-ответы или свободный, раскованный диалог? — спросил журналист.

— Мы — за свободу! — ответила Рива. Похоже, она вновь изготовилась что-то схватить. — И не включайте свой записывающий аппарат: он собьет моего жениха с мысли. Зяма еще не привык давать интервью. Записывайте, пожалуйста, сами…

Она взмахнула рукой, как властной дирижерской палочкой, — и Зяма заговорил. Текст, сочиненный Ривой, он заранее вызубрил в гостиничном номере — и потому произносил его, хоть и вяло, но гладко:

— Я никогда не видел свою бабушку, но очень ее любил, — сказал Зяма. — И очень по ней скучал.

— Я счастлив, что нахожусь здесь со своей невестой, — перевела Рива. Зардевшись и разведя руки в стороны, Рива показала, что ей не очень удобно переводить такие признания, но что переводчица не имеет права на редактуру.

— В каждом письме я желал бабушке здоровья и долгой-предолгой жизни. Я представить не мог, что она нас так скоро покинет… — сказал Зяма.

— Преклоняться перед двоюродной бабушкой меня научила невеста, — перевела Рива. — И я хочу, чтобы в наследство вступили мы оба.

— То есть вы становитесь миллионерами вместе, как бы в обнимку? — предвидя сенсацию, уточнил корреспондент.

— То есть вы не представляли, что так скоро потеряете свою единственную двоюродную бабушку? — перевела Зяме Рива.

— Я совсем этого не предвидел… — сказал Зяма.

— Да, миллионерами сделаемся мы оба. Как только станем супругами, — перевела Рива.

Перевод был несколько длиннее Зяминой фразы. Рива на лету схватила это несоответствие — и тут же его разъяснила:

— Одну и ту же мысль разные языки выражают по-разному. Английский бывает многословней… потому что он деликатнее.

С одной стороны, она упрекнула английский язык за его многословие, а с другой — его поощрила. Соответствовало ли это качествам языка Хемингуэя и Фолкнера, для Ривы значения не имело.

Коллективное вхождение в наследство выглядело неожиданностью, поэтому журналист смачно щелкнул фотоаппаратом и запечатлел наследника Зяму с распахнутым ртом: он вроде бы возвещал о своем решении.

— О’кей! — поддержал адвокат.

Он хотел одобряюще хлопнуть журналиста по плечу, но тот пригнулся, изготовившись к следующей съемке, — и удар пришелся по шее. Оба принялись хохотать неизвестно по какому поводу, но так долго и громогласно, как умеют только американцы.

Наконец, Рива привычно, по-дирижерски взмахнула рукой.

— Я хочу, чтобы мама прочитала в газете, как все это было… — промямлил Зяма.

— Я хочу, чтобы мама узнала из газеты, что я исполнил ее волю по отношению к моей невесте, — азартно перевела Рива.

Корреспондент снова щелкнул — и рядом с миллионером запечатлелась будущая миллионерша.

Адвокат воскликнул «О’кей!». По просьбе Ривы он очень старался, но свято был убежден: все, что бодро произносилось Ривой на английском языке, полностью соответствовало тому, что Зяма вяло говорил на иврите. Адвокат слыл многоопытным… Но он, как и Берта Ароновна, полагал, что авантюризм в подобных делах — это оружие красоток и соблазнительниц. И что роковые для мужчин действия совершают лишь женщины роковые. К коим Рива, по его убеждению, принадлежать не могла.

Меж тем Рива разведала, что таинственный Парагвай, известный нарушением человеческих прав и свобод, как никто свободно относится к праву заключения брачных союзов. Даже позволяет скреплять их «по почте». И лететь никуда не надо! Говорят, «язык до Киева доведет». Английский же язык довел Риву до Парагвая. Переводя Зяму, она «с его слов» уведомила адвоката, что оба они возмечтали максимально ускорить свой брак. Чтобы затем достойно отметить его под сенью демократической статуи… вблизи которой жила и сотворила свое благодеяние тетя и двоюродная бабушка.