Читать книгу "Долина счастья - Пенни Джордан"

– Я не провела последние семь лет, мечтая о том, чтобы ты соблазнил меня, если ты об этом, – парировала Флис.

Они все еще лежали в кровати, и как бы сильно ни хотела она встать и одеться, ее останавливало, что Видаль может подумать, что она делает это из-за своей уязвимости.

Фелисити по-прежнему была уязвимой, потому что ее тело испытывало головокружительную эйфорию, и причиной этой эйфории был Видаль. Тело Флис жаждало пережить непередаваемое наслаждение еще раз. Казалось, взамен девственности Видаль подарил Флис ощущение жажды, утолить которую мог только он сам.

Но нет, она не должна так думать. Напротив, Флис обязана помнить о том, как она чувствовала себя до занятий любовью. Она не имеет права забыть, почему для нее было так важно, чтобы Видаль узнал о ее невинности.

Но Видаль продолжил, прежде чем Флис успела что-либо сказать:

– Больше никаких игр, Фелисити. – Его голос был спокойным, в нем не было и тени какой-либо эмоции. – Ты заставила меня лишить тебя девственности не ради моего или даже твоего удовольствия, а для того чтобы наказать меня. Это не был акт близости – это был акт возмездия.

Его голос ничего не выражал, но Флис показалось, будто в тоне Видаля таится какая-то недосказанность. «Он просто пытается заставить меня считать себя виноватой, – убеждала себя Флис. – И он так поступает, потому что отказывается признать тот факт, что не прав именно он».

– Ты осуждал меня и продолжаешь осуждать, – напомнила она Видалю. – Ты продолжаешь бросать мне в лицо обвинения в том, чего никогда не было. Поверь, ты опять заблуждаешься. Я ничего не планировала специально. Но когда возможность появилась сама собой – да, я хотела, чтобы это произошло.

– Ты могла остановиться, когда поняла, что я узнал о твоей девственности.

Флис охватило мрачное предчувствие. Догадался ли Видаль, что она настолько сильно его хотела, что ее изначальное намерение потеряло какой-либо смысл? Это стало бы для нее настоящим унижением. Сейчас ей двадцать три года, не шестнадцать, и саму мысль о том, что она втайне мечтала о Видале все эти годы, Флис не была готова принять.

– Если бы я так поступила, то факт моей невинности навсегда остался бы под сомнением и ты продолжал бы убеждать себя, что моя невинность тебе привиделась.

– Неужели?

Флис нервно пожала плечами:

– Зачем было останавливаться? Я тебе всегда не нравилась, Видаль. – Он собрался перебить ее, но она не позволила ему это сделать. – Не стоит отрицать очевидное: ты ненавидел меня. Я хотела быть уверенной, что мы оба знаем правду.

– Значит, ты хранила девственность на случай, если удастся столкнуть меня лицом к лицу с правдой?

Видаль насмехался над Фелисити. Она почувствовала, что начинает терять самообладание.

– Ты хотя бы можешь себе представить, каково это – жить с таким клеймом, которое ты поставил на мне? Дело даже не в твоих словах или в твоем мнении, а… а в том, как это отразилось на мне. Мне уже двадцать три года. Как ты думаешь, каково мне было бы признаться мужчине, в которого я влюблена, что в моей жизни ни разу не было секса? Он решил бы, что я ненормальная.

– Получается, я виноват в том, что ты до сих пор была девственницей?

– Да… Нет. Послушай, я не вижу смысла обсуждать это. Я просто хочу подвести черту и двигаться дальше. Я уже говорила, что мне известно твое отношение ко мне. Я тебе никогда не нравилась, и факт моего существования – тоже. Ты доказал это, когда не позволил мне писать моему отцу.

– Ты хотела меня.

Эти слова застали врасплох Флис. Она прерывисто вздохнула:

– Нет. Я хотела справедливости.

– Я возбудил тебя своими прикосновениями, своими ласками, своим желанием.

– Нет. Меня возбуждала мысль о том, что тебе придется признать свою неправоту. Сильные эмоции могут стать причиной возбуждения. В конце концов, я тебе не нравлюсь. А ты… ты…

– Занялся с тобой любовью? Овладел тобой?

Видаль говорил слишком быстро, он молниеносно перескакивал на другую тему, его логика была непостижима. У Фелисити не было сил бороться с ним, поскольку в данный момент она могла думать только о наслаждении, которое он ей доставил. Ну почему она жаждет снова пережить это наслаждение? В отчаянии Флис пыталась отнестись к произошедшему так же практично и равнодушно, как Видаль. Но правда заключалась в том, что если бы он призвал ее в свои объятия… Если бы он прикоснулся к ней как прежде…

– Я не хочу говорить об этом, – отрезала Фелисити. – Прошу тебя, пожалуйста, уходи.

Но сердце ее не желало отпускать Видаля. Было бы хорошо, если бы он остался. Если бы любил ее. «Мне уже не шестнадцать. Не стоит грезить о несбыточном», – напомнила себе Фелисити.

Видаль закрыл глаза. Зачем он это сделал? На что надеялся? Надеялся, что сможет заставить Флис признаться, что она любит его? Ведь ей удалось заставить его признать свою ошибку. Его мужская гордость требовала от Фелисити взаимной любви. Взаимной? Господи, неужели он любит ее?

Видаль ощущал горечь и тяжесть на сердце.

Флис услышала, как он вздохнул. Конечно, это не вздох сожаления. Такое просто невозможно. Она не позволила себе обернуться и взглянуть на Видаля, когда почувствовала, что он встает. Она ни разу не посмотрела на него, пока он одевался. Наконец Видаль вышел из спальни.

Эйфория немедленно покинула Фелисити. Она чувствовала себя истощенной и опустошенной. Боль отчаяния так и не покинула ее сердце. Больше всего Флис хотела сейчас оказаться в объятиях Видаля и удостовериться, что их занятия любовью были чем-то особенным. Неужели она настолько глупа? Она действительно ждала именно этого? Молодая женщина грустно улыбнулась. Похоже, она до сих пор верит в сказки и считает, что ее поцелуй все изменит и Видаль страстно полюбит ее.

Страстно полюбит? Это совсем не то, чего она добивается. Или то?

Не сохранилась ли в душе Фелисити частичка шестнадцатилетней девушки со всеми ее мечтами и романтическими иллюзиями? Может быть, близость с Видалем способна вновь разбудить в ней наивную девчонку, верящую в чудеса?

Флис закрыла лицо руками, ее тело дрожало, пока она пыталась уверить себя, что все в порядке и она не любит Видаля.

Видаль неподвижно стоял в своей комнате. Ему необходимо было принять душ, но его кожа все еще хранила запах Фелисити, и чтобы сохранить воспоминания об их близости, Видаль решил наслаждаться этим ароматом как можно дольше. Он вел себя словно подросток, встретивший свою первую любовь.

Или как мужчина, познавший свою единственную любовь.

Видаль больше не мог прятаться от правды – он никогда не переставал любить Фелисити.

Ненависть к самому себе и сожаление – вот на что он обречен. Видалю казалось, что его собственное сердце уподобилось пустыне, где он будет вынужден всю жизнь мучиться от миража – того прекрасного будущего, которому не суждено сбыться. Его продолжала терзать мысль о том, что Флис хотела его и что желание, которое он пробудил в ней, завладело женщиной настолько, что, несмотря на заявления о мести и наказании, она осталась в его объятиях. Видаль достаточно хорошо знал силу желания, чтобы заметить его – в себе и в Фелисити. Конечно, можно заставить ее признаться в том, что она жаждет его, но получит ли он от этого удовлетворение?