Читать книгу "Украденный сон - Александра Маринина"

– Скажите, Вика никогда не приходила к вам на вокзал?

Вопрос этот Колобову явно не понравился. Ухмылка исчезла, оннабычился и стал отвечать сквозь зубы.

– А чего ей там делать?

– Я не спрашиваю вас, что ей там было нужно, яспрашиваю, не видели ли вы когда-нибудь Викторию Еремину на Савеловскомвокзале. И если видели, то когда, с кем она была, подходила ли к вашему киоскуи что при этом говорила. Вопрос понятен?

– Не было ее там. Ни разу не видел.

– А вы никогда не приходили к ней на работу?

– Зачем? Чего я там забыл? Я и знать не знаю, где онаработала.

И так без конца – «не знаю, не помню, не был, не видел…».

– Когда вы узнали, что Еремина исчезла?

– Лелька сказала… в конце октября, что ли. Вроде того.

– Что конкретно она вам сказала?

– Что Борька Вику разыскивает, она на работу не ходит идома ее нет.

– В тот период ваша жена никуда не уезжала из дома? Вдругой город или просто к подруге на несколько дней?

– Вроде нет.

– Вроде? Вы обычно бываете в курсе, где находитсяОльга?

– Обычно – нет. Меня сутками дома не бывает. Я черездень работаю, так что…

– А в те дни, когда вы не работаете?

– Тоже дома не сижу. И Ольгу не проверяю. Главное –чтобы в доме было чисто и еда приготовлена. Остальное – не мое дело.

– Она же ваша жена. Неужели вам безразлично, где онабывает и что делает?

– Почему безразлично?

– Вы, по-моему, сами так сказали.

– А по-моему, я так не говорил.

– Вы сами в конце октября никуда не уезжали?

– Нет.

– Все время работали через сутки?

– Все время.

– Придется съездить на вокзал, поспрашивать у местнойторговой публики об этом Колобове, – задумчиво сказала Настя. – Что-то онзадергался, когда его спросили, не видел ли он Вику на вокзале. Один человекедет на Савеловский, другой – к Ольге Колобовой. Быстренько.

– Да сколько же можно! – жалобно причитала Колобова,прехорошенькая пухленькая блондинка с огромными серыми глазищами, пышным бюстоми изящными ногами. Пытаясь создать видимость тонкой талии и стройных бедер, онаносила слишком узкие джинсы и слишком свободный пуловер. Даже разговаривая спредставителями уголовного розыска, она не потрудилась вынуть изо рта жевательнуюрезинку, из-за чего ее речь, и без того медленная, с тягучими гласными,казалась одновременно и детской, и жеманной.

– Вы уже в который раз меня допрашиваете.

– Я вас не допрашиваю. Мы просто побеседуем. Скажите,Ольга, почему вы бросили работу и сидите дома?

– Вася настоял. Ему домработница нужна, а не жена. Амне так даже лучше дома быть, чем стены штукатурить.

– И вам не скучно?

– Не-а, не скучно. Наоборот, хорошо. У меня раньшеникогда своего дома не было, сначала детдом, интернат, потом общага, затотеперь я целый день убираюсь, полы намываю, пыль протираю, ванну надраиваю.Готовлю тоже с удовольствием.

– Для чего же так стараться, если муж работает черезсутки, а в свободные дни тоже дома не сидит?

– Для себя стараюсь. Я прямо балдею от этого. Вам непонять.

– А готовите для кого? Тоже для себя?

– Тоже. Хватит с меня детдомовской баланды. И потом,Василий любит гостей приводить, и всегда без предупреждения, прямо как будтонарочно делает. Если в доме накормить нечем – скандал. Так что я постояннонахожусь в боевой готовности.

– Бывает, что он приводит гостей, а вас нет дома?

– Часто бывает. Я же не пришпиленная к этой хате, а онзаранее не говорит, когда придет и с кем.

– И как же тогда? Тоже скандал?

– Не-а. – Комочек жевательной резинки, мелькнув междумелкими неровными зубками, перекочевал с одной стороны на другую. – Ему главное– чтобы чистота была и полный холодильник, разогреть он и сам может. Когдагости в доме, я ему вообще не нужна. Я у него вроде мебели.

– И вам не обидно?

– А чего обижаться-то? Я ж не по любви замуж выходила.

Ваське домохозяйка нужна, а мне – квартира, чтобы своя, сосвоей кухней, со своей ванной. Пока я в общежитии стройтреста жила, у меня инадежд никаких не было на собственную хату.

– Ваш муж никуда не уезжал в конце октября?

– Нет, это точно. Он ни одного дня на работе непропустил.

– Откуда вы знаете?

– Я езжу на вокзал, проверяю.

– Что?!

Просто поразительно, насколько эта жеманная пушистая белаякошечка была откровенна. Трудно было понять, то ли это неприкрытый цинизм,демонстративно не желающий рядиться в одежды благопристойности, то лиискренность дошедшей до отчаяния женщины, которая уже не может и не хочет лгатьни самой себе, ни другим.

– Только вы ему не говорите, ладно? Он меня сразуприбьет, если узнает. Понимаете, он меня в этой квартире не прописал, так что,если он надумает разводиться, я опять в общежитие загремлю. У него в прошломгоду любовь сделалась, ну прямо неземная какая-то, и я здорово испугалась, чтоон меня бросит и на этой девке женится. Он тогда мне все голову морочил, что вдругой город за товаром едет, мол, послали его, а сам у нее торчал, а может, иездил с ней куда-нибудь. Так вот с тех пор я его постоянно проверяю: на работели или опять свалил с бабой. Он мне, конечно, изменяет, не без того, но это –пусть, лишь бы не всерьез, лишь бы не выгнал. Так и живу теперь: он в восемьутра на работу, а через два часа я за ним, издали гляну – сидит в своем киоске,и домой возвращаюсь. Потом ближе к ночи еще разочек съезжу. Точно вам говорю,он за последние два месяца ни одного рабочего дня не пропустил. Даже когда егоизбили, и то денек всего отлежался, в свой выходной, а на другой день с битойрожей потащился торговать. Его понять можно, он же в этом киоске не хозяин, емуплатят процент с того, что он наторгует. Пропустит день – меньше получит.

– А как же с той женщиной? Вы говорили, он тогда целыедни пропускал, не работал.

– Ну, у нее денег было много, она, видно, емуподбрасывала. Но вообще-то Васька жадный, за копейку удавится, потомуто я инасторожилась, когда узнала, что он на работу не ходит. Сразу поняла, что этоне обычная шлюха, которых он каждый день меняет, а что-то другое. Шлюхам-тосвоим он и пачки сигарет не подарит.

– Еще вопрос. Как получилось, что вы уволились изстройтреста, но остались прописанной в общежитии? Вас должны были сразу жевыписать, разве нет?

– Не-а, я же детдомовский лимит. Меня нельзя выписатьбез моего согласия, даже если я на предприятии уже не работаю.