Читать книгу "Егор - Мариэтта Чудакова"

– Спи, Егор, спокойно. С Кубой ничего не случится. Видишь, сколько людей вышло на ее защиту?

Егорка смотрит в ту сторону, куда показывает отец, и видит бесконечное море голов…»

Итак, восьмилетний Егор, мечтающий стать моряком, пустился в плавание через Атлантику… И не на пассажирскому судне, а на танкере, где ни одного бездельника-пассажира, где все при деле, а пассажиров только двое – он да мама. Мог ли он в этой ситуации остаться на правах пассажира и упустить единственный в своем роде шанс?!

«Утром началась для нас новая, корабельная жизнь. Егор получил должность на корабле. Его назначили капитанским впередсмотрящим. И теперь он занят с утра до вечера. У него есть даже персональный бинокль и много друзей. Он встает в 6 утра и сообщает мне:

– Я ухожу со старшим механиком в машинное отделение. Будь готова к завтраку, я за тобой зайду.

После завтрака он говорит:

– Я иду с капитаном на мостик. Приду к обеду.

И так весь день.

К вечеру он едва доносит ноги до кровати и засыпает, еще не успев положить голову на подушку. Хорошо, что есть еще адмиральский час!

Идем мы с Кубы не на обычном пассажирском корабле, а на новом замечательном красавце танкере… Судно отвезло на Кубу нефть и теперь возвращается в Одессу.

Танкер построен в Италии в генуэзской судостроительной верфи “Ансальдо” и спущен на воду совсем недавно. Он совершает свой первый рейс.

…Вот уже десятый день мы идем по водам Атлантики – 57 членов экипажа и два пассажира, Егор и я. Ничего, кроме неба и моря, моря и неба. То и другое временами начинает стремительно сближаться. Тогда все предметы теряют свою устойчивость и ползут в разных направлениях. За это время нам повстречались лишь четыре судна, да на траверзе Азорских островов я видела четырех чаек. Скоро Гибралтар, там станет интересней, а у Егора прибавится работы – встречных кораблей будет много.

Кажется, Егор уже делал на судне все! Стоял с капитаном на мостике, вел корабль, отдежурил как-то две вахты подряд, прокладывал курс, был диктором судового радио, чистил “медяшку”, лазал в машину, принимал участие во всех концертах, писал в стенную газету.

Только сейчас я услышала по судовому радио серьезный и чуть взволнованный голос Егора:

– Внимание! Сегодня день технической учебы. Палубной и машинной командам собраться по своим местам… Повторяю…

В прошлую среду, возвратившись после очередного занятия, он стремительно бросился к шкафу и вытащил всю нашу обувь.

– Эти туфли надевать нельзя, – сказал он. – У них железные каблуки.

И потом долго возился, пытаясь при помощи ножа сковырнуть со своих туфель железные подковки.

Я поняла – занятие было посвящено пожарам. Пожар на танкере может возникнуть очень легко.

– Но ведь мы сейчас идем без нефти, – попыталась я остановить его бурную деятельность.

– А газы? Ты разве не знаешь, что это такое?

Я не знала. И Егор объяснил мне все, что он узнал на занятиях. Мне это тоже было полезно и интересно.

Теперь Егор с нетерпением ждет, когда будет учеба: “человек за бортом”. Тогда, может быть, даже спустят на воду замечательные, закрытые бронированные шлюпки, которые, как в сказке, и в воде не тонут, и в огне не горят.

Теперь он меня тренирует на знание команды и судовой роли каждого.

– Я ухожу со вторым штурманом, – говорит Егор.

– Подожди, какой это второй штурман?..

– Ма-м-м-а! – гневно восклицает Егор. – Я тебе уже сто раз показывал и говорил… Он несет вахту с 12 до четырех часов дня.

В столовой за обедом он меня спрашивает:

– Мама, кто вошел?

– Второй штурман, – отвечаю я без запинки. – Он несет вахту с 12 до четырех…

Так постепенно я тоже все усвоила. Только никак не могла запомнить трудное название “донкерман”. Это тот, кто заведует насосами, и, по словам Егора, это очень важная должность. Но к концу пути я и с этим справилась…»

Так плыли они 19 суток.

И оказались наконец в поезде Одесса – Москва.

А из Москвы Егоркина мама торопилась в Свердловск – к своей маме и старшему сыну Никите Бажову, сдававшему в то лето выпускные экзамены…

21. 1964–1965. Снова Москва. Споры о хозрасчете

Письма Тимура Гайдара

15 июня 1964 года в письме к жене, только что добравшейся до Москвы (выделяю курсивом фразы, на которые нужно обратить особое внимание): «…На Кубе установилась какая-то нехорошая тишина. Это не тишина угрозы, не “затишье перед бурей”. Это тишина паузы, остановки. Все замедлилось, затормозилось. Ничего не предпринимается, не решается, ничего не происходит. Но самолет, сбавив скорость, начинает терять высоту. С революциями происходит то же самое».

В июле 1964-го он напишет жене уже в Свердловск: «…А я не могу работать. Что-то сломалось внутри. Раздражение захлестывает. Простые слова никак не складываются в простые фразы. Я не вижу положительных процессов развития. У меня ощущение, что все стоит на месте, а значит, пятится назад. Мысль о простейшей информационной заметке вызывает в душе ужас.

Народ разъезжается…

…Без вас, без работы, без друзей, с ощущением долга перед редакцией, по которому я не в состоянии платить, чувствую себя запертым в мышеловке. Захлопнутым.

… И растет во мне чувство, что между нами лежат не только тысячи километров, но и десятки, сотни лет, что я отстал от людей, попал в другую эпоху и никакими самолетами это расстояние не перекроешь. Как у отца: “Все прошло. Лишь горят пожарища, слышны грохоты взрывов вдали. Все ушли от Гайдара товарищи. Дальше, дальше вперед ушли…”

…Ругаю себя сам и за то, что так поверил редакции, и за то, что впервые поддался на удочку майямской пропаганды».

Что значит – «попал в другую эпоху»?

Вот что. Он уехал из своей страны на пике Оттепели (1954–1962). Я пишу это слово с большой буквы – как название короткой, но важной, имевшей отдаленные последствия эпоха (сравним – Реставрация во Франции и проч.).

Главным ее двигателем стал доклад первого секретаря ЦК КПСС Хрущева на XX съезде партии в 1956 году. Открылись самые настоящие, как в страшных сказках про Людоеда или Синюю Бороду, злодейства Сталина.

Из личных воспоминаний. Я была на втором курсе, когда наш филологический факультет в несколько приемов собирали в самой большой аудитории «старого» МГУ на Моховой – Коммунистической – для прослушивания текста доклада. Секретарь партбюро факультета объявил суровым тоном:

– …Будет оглашен документ ЦК КПСС. Обсуждению не подлежит!

И по всей нашей студенческой массе прокатился недовольный шумок: «У-у-у-у…»