Читать книгу "Черноморский Клондайк - Михаил Серегин"

Скульптор снимал комнату неподалеку от городского кладбища. Плотно пообедав, он пригласил Иннокентия к себе, чтобы обсудить все детали предстоящего мероприятия. Выпив еще стакан вина, Иннокентий прилично захмелел, поэтому не стал больше отнекиваться и согласился на предложение, сделанное его новым приятелем. Договорившись встретиться на следующий день с целью приобретения подводного снаряжения, он простился со скульптором и отправился домой. Юрка не обманул, поэтому теперь Иннокентий щеголял в новой ярко-зеленой майке с нагрудным карманом.

Галине Иннокентий не стал ничего объяснять. Только сказал, что случайно порвал майку, зацепившись за кусты. Уточнив, что скоро с ней расплатится, поднялся к себе в комнату и плюхнулся на кровать.

ГЛАВА 7

– Вот тебе еще драхма, – скупо улыбнулся Архелай, протягивая Гермионе монету.

Точно такую же он подарил прыткой Ификлее.

– Девчонка меня порадовала, – самодовольно усмехнулся он.

– Жду опять вас к себе, – в знак услужливости склонила голову Гермиона и приторно улыбнулась.

– Не мог бы твой раб проводить нас? Эти улицы нам незнакомы, а на дворе ночь, – Архелай глянул на Гермиону и перевел взгляд на своих спутников.

– Не изволь волноваться, – Гермиона щелкнула пальцами.

Занавес дрогнул, и рядом с хозяйкой появился точно выросший из темноты евнух. Архелай, Антипатр и Эвстах первыми покинули публичный дом. За ними в ночь вышел плосколицый евнух. Гермиона выправила пламя в светильнике и стала ждать. Кровь густыми пучками торкалась в виски.

Архелай и его спутники были довольны. Стоя в ожидании евнуха, они открыто делились впечатлениями, весело зубоскаля.

– Ну как твоя Архедика? – спросил, посмеиваясь, Антипатр у Эвстаха. – Ты не задохнулся под ее тучной плотью?

– А тебя случайно не проткнула твоя длинная меотка своими острыми ключицами? – ухмылялся Эвстах.

– Не знаю, как твоя сарматка, а моя Гелиодора не дала мне ни минуты отдыха! – воскликнул Антипатр. – Она была легка и неутомима. Твоя Архедика же, наверное, лежала, как корова, ожидая, – презрительно улыбнулся он, – когда ты расправишь складки на ее толстом животе и найдешь вход в спрятанный в них грот!

– Зато пещера у моей Архедики влажная и мягкая, словно опущенный в оливковое масло куст самшита, – нараспев произнес Эвстах.

– А моя меотка – легкая ладья, плывущая по шумным волнам Понта, позолоченного закатом!

– Не знаю, как ваши девчонки, а моя – так просто огонь, – вмешался пренебрежительно улыбающийся Архелай. – Где этот раб?

Словно услышав его нетерпеливый возглас, в проеме двери возникла сутулая фигура раба. Его щуплое тело, угловатую худобу которого только подчеркивал висящий на нем мешком хитон, освещал факел – кусок просмоленной веревки. В лиловом мраке улицы рваным парусом плескалось золотое пламя.

Судорожно скачущие блики затрепетали на бурой глади канав, потом скользнули по стене, выхватив на мгновение угол черепичной крыши, и снова побежали по выщербленому тротуару, заливая неровный камень лоснящейся медью.

Услышав за спиной какой-то шорох, Архелай оглянулся. Он не заметил вжавшейся в стену тени. Его рука нащупала рукоятку кинжала. Раб шел спокойно, держа факел перед собой. Архелай и его спутники следовали за евнухом, по-прежнему обсуждая достоинства и недостатки гетер. Их смех звучал в ночной тишине подобно кимвалам.

– Тихо! – Архелай снова обернулся.

Евнух остановился.

– Почудилось, – махнул рукой Архелай.

Компания снова двинулась по узкой, бегущей под гору улочке. Угольно-черные, на мглистой стене мелькнули быстрые силуэты, слившись у поворота в сплошное смоляное облако. Антипатр и Эвстах продолжали добродушную перебранку, Архелай, сделавшись серьезным, сосредоточенно молчал.

Он думал о гонце, отправленном к Митридату. Завтра им, верным воинам царя, предстоит опасное путешествие к берегам Боспора. Задание Митридата было выполнено. Оно было сопряжено с определенными жертвами. Воины, сопровождавшие обозы с царским добром, были все как один отравлены.

Этого требовала тайна, которой Митридат желал окутать место, где он, Архелай, схоронил казну. Антипатр и Эвстах, бывалые воины, беспрекословно подчинились приказу. Как бы души их ни восставали против убийства подчиненных им солдат, приказ Митридата был священен. Они были готовы к самоотречению во славу царя Митридата. И последний, будучи подозрительным и чертовски хитрым, сделал правильный выбор, послав Архелая и его людей прятать сокровища.

Архелай почувствовал на своем лице дуновение Морфея. Самое лучшее средство заснуть – это ласки опытной красавицы.

Перед его внутренним взором возник корабль, дожидавшийся их в бухте.

Архелай думал о новой войне против Рима, о том, что, возможно, погибнет в этой войне. Голоса Антипатра и Эвстаха в его ушах сливались в гул, напоминающий отдаленный шум прибоя.

И тут вдруг что-то случилось с факелом. Он выскользнул из руки раба и плюхнулся в лужу. Пламя описало в воздухе короткую кривую, зашипело, подпалило мутную гладь воды, прежде чем окончательно смирится с поглотившей его бурой жижей. В тот же миг на Архелая и его спутников сзади налетели какие-то люди. Они подкрались так неожиданно, что Архелай только успел схватиться за кинжал, когда почувствовал острое твердое пламя, прошивающее его внутренности. Увидел перекошенное от боли лицо Антипатра. Эвстах успел увернуться. Но, сбитый с ног разбойниками, свалился в лужу.

Мокрая накидка облепила ему лицо. И в этот момент двое навалившихся на него людей синхронно ударили его ножами. Он глухо вскрикнул. Архелай еще успел заметить справа от себя упавшего навзничь Антипатра, а над ним – вырванное из тьмы внезапным появлением луны неузнаваемое лицо раба. Плоское и ничего не выражавшее до последней минуты, оно вдруг задергалось, как физиономия мима, вихляющегося на площадных подмостках. Словно размытые туманом нос, глаза и губы неожиданно рельефно выступили из мрака, подобно вызволенному из безликой глыбы усилиями мастера изображению. Гримаса выражала корысть и злорадство.

Сознание Архелая гасло. И вот уже лицо евнуха снова стало плоским и неразличимым. Беззвучно упало оно монетой в черную щель ночи. Колени у Архелая подогнулись, и он, не замечая раздирающих его тело клинков, медленно осел на грязный камень. Он не видел, не слышал, как враги, глумясь и ругаясь, рылись в его кошельке, как вытирали кровавые клинки о его накидку.

– Это Гермионе, – раздался в темноте чей-то сиплый голос.

– А это нам, – вторил ему тенор.

Монеты маленькими солнцами горели в ночи, звонкой дробью выстреливая в ее черный бархат. Звяк, звяк, стук, стук…

Дверь слабо вздрагивала под быстрыми ударами костяшек пальцев.

Арсений Адольфович едва не вскочил с постели. На лбу крупными каплями выступила испарина.