Читать книгу "Моя жена, ее любовники и жертвы - Яна Розова"

Сотрудники установили мангал, нажарили шашлыков, с торжествующим гиканьем отнесли к столу первую партию. Первый тост провозгласил Боб – за годовщину «Арт-конторы», второй – за коллектив! – объявила главная бухгалтерша, третий – за директора! – по всем неписаным правилам ожидался от Маринки. Но она не смогла сказать ни слова. Учуяв заминку, в эстафету тостов влезла Машенька.

Как ненавидела ее сейчас Маринка! Эту милую стрижечку каре, когда пшеничные гладкие пряди нужно отводить за ухо небрежно легким девичьим движением, эту кокетливо запакованную в розовый псевдоспортивный костюм ладную фигурку, эту улыбочку ехидны, крадущей перепелиные яйца! Все это и многое другое, проистекавшее из присутствия на белом свете Машеньки и ее выродков. Особенно – восторженный взгляд Боба.

– Я сейчас хочу сказать, – по-детски напряженным голоском произнесла Машенька, – что работа – это так важно в нашей жизни! Это счастье, когда есть куда идти утром, есть люди, с которыми проводишь свой рабочий день, есть важные дела, в которых ты можешь проявить себя, показать, кто ты есть и чего стоишь! И за все это я хочу, – она обвела радостным взглядом сидящих за столом, – от вашего имени, а не только от своего, поблагодарить Бориса Васильевича! Боренька, дорогусечка, с праздником тебя, с первым днем рождения твоей компании!

Народ зааплодировал, раздались разрозненные вопли «ура!», «виват!» и почему-то «с Новым годом!» – откуда-то из менеджерского угла застолья.

Маринка, сидевшая напротив Машеньки, не могла оторвать взгляда от последовавшей сцены: Машенька бросилась на шею Бобу, троекратно его поцеловала и, утирая слезы восторга, уселась на свое место.

Это было еще днем. До вечера народ развлекался по мере фантазии – девочки загорали и играли в бадминтон, парни гоняли футбольный мяч на поле за домиками, попивали пиво и пекли в костре картошку. Самые смелые купались в озере, хоть вода была уже по-осеннему прохладной, а в воздухе носился недобрый ветерок. Все активно сплетничали, в том числе и о директоре с Машенькой. Маришка с неприязнью прислушивалась к разговорам коллег, но они о предстоящем объявлении Боба даже не догадывались.

К вечеру, который наступил неожиданно быстро, артконторовцы снова собрались у стола, и на этот раз главная новость этого года была объявлена: Боб женится на Машеньке!

Тишина взорвалась аплодисментами. Поздравления, пожелания, напутствия, вопли «горько!», чей-то придурковатый пьяный хохоток… Маришка взяла свой стакан с вином, вышла из-за стола и направилась в темноту, на пирс. Там она села на деревянный настил, свесила ноги к воде, вытерла слезы, медленно допивая вино.

За день Маринка прилично набралась, но ей не было плохо от выпитого, вино лишь обезболило этот кошмарный день. Теперь она ждала конца мероприятия и возвращения в свой гадючник. Такая у нее судьба – жить в чужой семье, с теми, кто ее ненавидит, не хочет ее видеть.

Тот, кто не знал мыслей Маришки, не увидел бы связи между женитьбой Боба и местом ее проживания. Но, согласно странно устроенному чувству справедливости Маришки, трое мужчин, с которыми ее связывали особые отношения, вместо одного, каким-то образом компенсировали дискомфорт в ее жизни. Без Боба равновесие нарушалось, Маришка становилась в сто раз несчастнее, чем прежде.

«Он женится на ней! Она отбирает его у меня!» – думала Маришка, захлебываясь чувством несправедливости.

В ее голове носилось еще много всяких мыслей, от них было не просто тяжело на душе, а даже страшно. Маришка поставила пустой стакан рядом с собой, легла на доски, подняла глаза в побитый молью бархат неба. Было совершенно очевидно, что сквозь миллион маленьких дырочек и одну ровную круглую большую проглядывает солнечный свет. Маринка знала, что космос устроен именно таким образом, потому что много лет назад в сундуке ныне покойной бабули завалялся кусок черного бархата, и его точно так же, как сейчас небо, продырявила сундучная нечисть. Демонстрируя перфорацию, бабуля, в те годы психически совершенно нормальная, бодрая и моложавая, на фоне окна со смехом расправляла бархат…

Продолжая смотреть вверх, Маринка услышала музыку. Это Боб взял свою гитару. Песни и аплодисменты сменяли друг друга в непрерывном режиме. Боб был счастлив, ему на самом деле хотелось петь, а из-за своего сбывающегося счастья он пел во много раз лучше, чем обычно, и поэтому его просили спеть снова.

Сильный голос Боба разносился над озером, достигая Маришкиных ушей, мешая ей даже заплакать снова, а ведь вытерпеть все это сейчас было выше ее сил.

Маришка Борькиных песен никогда не любила: глухая к рифмам, она слышала только чужие нелепые слова, рваные нервирующие ритмы и замечала лишь то, что поющий Боб выглядит смешно: он весь словно костенел, его мышцы напрягались, лицо разглаживалось, глаза широко раскрывались, и из них уходило всякое выражение. «Помертвев лицом», – вспоминала, глядя на него, Маришка, почерпнутое, кажется, у Горького, определение. Вот именно, соглашалась она, помертвев лицом. Глупо!

Она услышала, как кто-то легкий ступает по доскам настила, приближаясь к ней. Маришка приподнялась, опираясь на руки, и повернулась на звук шагов. В синеватом сумраке она разглядела светлый спортивный костюм и каре.

«О боже, – подумала она. – Еще и Машенька!»

– Привет! – Машенька пьяненько улыбалась. – Можно, я с тобой посижу? Что-то я окосела совсем, а тут так хорошо, прохладно. Пошла в туалет, а потом почему-то свернула к озеру. Можно?..

Маринка кивнула.

– Как здесь хорошо! – предсказуемо начала беседу Машенька, неловко плюхаясь на настил, и, развеселившись от собственной неловкости, весело хрюкнула. – А расскажи мне, Мариночка, дорогуся, каким был в детстве Боренька? Вы же с детства знакомы? Ой, ты такая классная, такая здоровская! Не подумай, что я совсем пьяная, но мне так хорошо!

Она болтала в воздухе ногами, как маленькая девочка. Вдруг правая кроссовка слетела в воду.

– Ой! – сказала Машенька и снова рассмеялась. – Где это она?

Склонившись вперед, она стала вглядываться в воду, но утопленника, видно, уже не было. Маришка смотрела на ее спину, грязно-розовую в темном воздухе, ощущая, как колотится сердце, как леденеет вдруг отрезвевший мозг.

Она огляделась. Тут, на пирсе, в темноте и тишине, они со сладенькой Машенькой были словно бы единственные люди во Вселенной, а костер, окруженный когда-то знакомыми людьми, казался призраком затерянной в космосе цивилизации.

Машенька все бормотала что-то, наклоняясь вперед все ниже и ниже. Следовало бы поднять на ноги пьяненькую молодуху и отвести к людям. Вместо этого одним быстрым движением Маринка спихнула ее в воду.

Удивительно, но всплеск озерной воды был таким тихим, что Маришка сама едва его расслышала. Быть может, она все еще была пьяна, а быть может, оглохла от напряжения, ожидая сопротивления или крика Машеньки. Склонившись над водой, как пять секунд назад склонялась ее жертва, Маринка ждала, что из воды вынырнет мокрая голова, чтобы потопить Маришку в страшном вопле. Тогда все узнают, что она сотворила, и ее посадят в тюрьму. А может, ей и место в тюрьме? За Оксанку, за бабулю?..