Читать книгу "Повеса с ледяным сердцем - Маргерит Кэй"

— Вы так тонко разбираетесь в жизни столичных улиц.

Рейф пожал плечами:

— Бог свидетель, это известно почти всем. Попрошайкам несть числа. Маленькие мальчишки начинают с кражи бумажников и шелковых платков, затем переходят к более доходному промыслу, помогая ворам-взломщикам, орудуя на пристанях. Многие из них подкидыши, а иные родители просто продают своих детей главарям воровских шаек.

— Продают! Боже милостивый, вы шутите!

До этого Генриетте казалось, что ей, благодаря связям родителей с богадельнями, хорошо знакома нищета. Здесь же, в столице, масштабы этой проблемы выходили за пределы ее понимания.

Лицо Рейфа обрело печальное выражение.

— Я говорю совершенно серьезно. Несомненно, беда таких семей заключается в том, что у одних слишком много едоков, а у других не хватает денег на выпивку. Хотя всегда существует риск угодить на виселицу, все же жизнь мальчиков бедного района не лучше, чем у их собратьев из Бермондси[10]или обычного воришки. А шайки заботятся о своих братьях. В интересах главаря держать своих ребят в черном теле.

— Вы говорите так… будто ситуация безвыходная! Неужели ничего нельзя сделать, чтобы семьи не продавали, а берегли своих детей?

— Вы что, предлагаете, чтобы я усыновил их всех?

Горький опыт доказал ему бесполезность помощи общественным бедам. Даже незначительное личное пожертвование, только что сделанное им, оказалось лишь каплей в море. Ему часто казалось, что все бесполезно.

Генриетту поразил его язвительный тон.

— Разве вам все равно? Вам не должно быть все равно, в противном случае вы не знали бы так много об этом. — Генриетта взглянула на Рейфа, но его лицо скрывали поля шляпы. — Не понимаю. Почему вы притворяетесь равнодушным, видно же, что это не так?

Рейфу хотелось переменить тему разговора, однако, возможно, из-за того, что ее большие шоколадные глаза излучали сострадание, а возможно, она не хотела думать о нем плохо, он избрал непривычный для себя выход — пуститься в объяснения.

— Если ребенок нежеланен, вряд ли здесь можно что-либо изменить.

— Вы говорите ужасные вещи.

— Смотреть правде в глаза зачастую ужасно, но все равно приходится это делать.

Он так поступал каждый день, несмотря на деньги и время, которые он тратил, чтобы загладить свою вину.

— Я думала, что, посредством образования, смогу внести личный вклад, изменить что-то, — с горечью сказала Генриетта. — Теперь вижу, это почти никак не повлияет на решение проблемы.

— Простите меня, Генриетта, я не собирался разочаровать вас. Альтруизм делает вам честь. Не позволяйте мне заразить вас своим цинизмом. Не хочу брать грех на душу.

— Должна признаться, немного грустно слышать столь безрадостное мнение.

— Тогда давайте обратимся к более радостным вещам. Идемте, вы обязательно должны взглянуть на купол Рена[11]. Он представляет собой необычайное и захватывающее зрелище.

Лицо Рейфа уже обретало привычное непроницаемое выражение. Тем не менее Генриетта стала больше понимать нюансы в выражении его лица. Он всегда сжимал губы и почти полностью закрывал глаза, когда не хотел выдавать своих эмоций. А когда он не желал говорить о чем-либо, его тон суровел.

Генриетта следовала за ним, пока он быстро шел по клетчатому нефу, в ее голове теснились вопросы, но краткое знакомство с Рейфом Сент-Олбеном кое-чему научило ее — прямой подход редко давал желанный результат. Пока тема закрыта, Генриетта внесла ее в разраставшийся список обсуждений, пока оба еще находились вместе. Откуда ему так много известно о трагической судьбе подкидышей, почему он помог Бенджамину Форбсу открыть свое дело, по какой причине перестал наносить визиты леди Ипсвич, что случилось в период брака с прекрасной леди Джулией, отчего ему расхотелось жениться вновь? Противоречий много. Желание защитить попавших в беду дев и сострадание никак не вязались с его репутацией, в равной степени как нежелание воспользоваться ее беззащитностью сегодняшним утром.

Генриетте хотелось получить ответы на такое множество вопросов, но ей не пришло в голову задать их себе, хотя стоило: как себя вести, если Рейф снова поцелует ее, почему она доверилась ему, зная его дурную репутацию? Рейф обратил ее внимание на величественный купол собора Святого Павла, который, казалось, заполнял все небо.

Осмотрев собор, они взяли экипаж и отправились к Тауэру. Генриетта вздрогнула, увидев Ворота изменников и Кровавую башню. Почтительно осмотрев драгоценности короны, она заявила, что, по ее скромному мнению, они смотрятся довольно вульгарно.

Рейф пошутил, советуя ей не разглядывать их слишком пристально, а то как бы в ее голове не возникли преступные намерения. Генриетта рассмеялась и ответила, что подобные броские драгоценности следует оставить на обозрение людей с северным акцентом и повязкой на глазах. Услышав подобные слова, бифитер[12]взглянул на них с упреком.

За небольшую сумму в размере одного шиллинга, который Генриетта мысленно добавила к своим долгам, им показали бродячий зверинец, однако незавидное положение зверей в клетках задело ее чувства.

— У серого медведя такой вид, будто он вот-вот заплачет, — прошептала она Рейфу. — Только взгляните на этих бедных львов, какие они грустные. Позор держать столь гордых созданий взаперти. С этим надо что-то делать.

— Хотите, чтобы я освободил их? Не думаю, что жители Лондона сильно обрадуются, увидев эти создания на свободе. Эти звери вызывают сочувствие, но я почти не сомневаюсь, что они способны устроить кровавую бойню.

— Я не это имела в виду!

— Возможно, вы хотите одним махом решить две задачи — освободить львов и отдать им на съедение мальчиков Бермондси. Думаю, не очень гуманное решение, но не сомневаюсь, что некоторые политики с удовольствием возьмут подобную идею на вооружение.

— Перестаньте смеяться надо мной, — сказала Генриетта и прикусила губы, чтобы скрыть улыбку.

— Я смеюсь не над вами, а вместе с вами, — поправил Рейф, когда они выходили из Башни львов. — А это большая разница.

— Знаю, но я не привыкла ни к тому ни к другому. Уверена, вы смотрите на это иначе, у вас много знакомых, с кем можно посмеяться, но я…

— Нет, мне трудно представить, что с мамой и папой, сколь бы они ни были достойны, можно весело проводить время, — заметил Рейф.

Генриетта пыталась сдержать хохот, но не смогла.

— Это ужасно, но, увы, правда. Я очень боюсь, что достоинство исключает всякое чувство юмора. Боюсь, я недостойна.