Читать книгу "Почтальон всегда звонит дважды - Джеймс Кейн"

– Вы меня помните?

– Разумеется, я вас помню. Входите.

Мы впустили его в зал, а меня Кора затащила на кухню:

– Это плохо, Фрэнк.

– С чего ты взяла?

– Не знаю, но чувствую.

– Дай я с ним прежде поговорю.

Я вернулся к нему, она принесла нам пиво и оставила одних. Я перешел прямо к делу:

– Вы все еще у Каца?

– Нет, я от него ушел. Мы поругались, и я с ним завязал.

– Чем теперь занимаетесь?

– Вообще-то ничем. Потому я, собственно, к вам и пришел. Я уже был тут несколько раз, но никого не было дома. Но теперь я услышал, что вы вернулись, и решил подождать.

– Скажите, что я могу для вас сделать?

– Мне пришло в голову, нет ли у вас для меня кое-каких денег.

– Сколько захотите. Много у меня, само собой, нет, но если вас устроят долларов пятьдесят—шестьдесят, то я с удовольствием.

– Полагаю, вы дадите мне больше.

Он все еще гнусно скалился, а я решил, что уже пора оставить все эти околичности и узнать, зачем он пришел.

– Ну так что, Кеннеди. Чего вы хотите?

– Что ж, скажу все как есть. Когда я уходил от Каца, те бумаги, где я записал признание миссис Пападакис, все еще лежали в картотеке; ясно? А поскольку я ваш друг и все такое, мне было понятно, что вам бы не понравилось, когда такие вещи валяются где попало. Так что я их забрал. Мне показалось, вы хотели бы получить их.

– Вы имеете в виду ту ерунду, которую она выдала за признание?

– Вот именно. Я, разумеется, знаю, что в них ничего нет, но подумал, вдруг вы захотите иметь их под рукой.

– Сколько вы хотите?

– Ну а сколько вы дадите?

– Да я не знаю. Сами же говорите, в них ничего нет, но сотню я бы мог дать. Точно. Это я потяну.

– Я думал, это стоит гораздо больше.

– Ну да?

– Я рассчитывал на двадцать пять кусков.

– Вы не сумасшедший?

– Нет, я не сумасшедший. От Каца вы получили десять тысяч. Заведение тоже кое-что принесло, думаю тысяч пять. За дом и участок вы можете получить в банке десять тысяч. Значит, вместе получится двадцать пять.

– Вы хотите раздеть меня догола из-за этой бумажки?

– Она того стоит.

Я даже не вздрогнул, но, видно, в глазах что-то блеснуло, раз он вырвал из кармана пистолет и направил на меня:

– Не вздумайте, Чемберс. Во-первых, у меня нет их с собой. Во-вторых, если вы что-то затеваете, вам же хуже будет.

– Я ничего не затеваю.

– Я вам и не советую.

Он все еще держал меня на мушке, а я не спускал с него глаз.

– Думаю, вы меня зажали в угол.

– Я не думаю. Я это знаю.

– Но слишком высоко берете.

– Говорите, говорите, Чемберс.

– От Каца мы получили десять тысяч, это факт. И они пока у нас. Заведение нам действительно дало пять тысяч, но одну из них мы истратили. Она ездила на похороны матери, а я – отдохнуть. Потому здесь и было закрыто.

– Говорите, говорите.

– А за дом и участок мы не получим десять тысяч. Сегодня никто не даст и пяти. Максимум четыре.

– Продолжайте.

– Значит, десять, четыре и четыре. Это будет восемнадцать.

Он встал:

– Ну ладно. Восемнадцать. Завтра я позвоню, готовы ли деньги. Если да, скажу вам, что нужно делать. Если нет, бумаги получит Саккет.

– Это глупо, но вы достали меня.

– Значит, завтра в двенадцать. У вас будет достаточно времени, чтобы съездить в банк и вернуться.

– Ладно.

Он отступил к дверям, не сводя с меня пистолета. Был уже поздний вечер, смеркалось. Пока он отступал, я оперся о стену, как будто совсем расстроившись. Когда он уже наполовину был на улице, я включил свет, и эта резкая вспышка его осветила. Он споткнулся, а я прыгнул на него. Мы рухнули на землю, я – сверху. Выкрутив ему руку с пистолетом, я бросил его в комнату и заломил другую, потом втянул его внутрь и пинком захлопнул дверь. Она стояла там. Стояла все это время за дверью и слушала.

– Забери пистолет.

Она забрала, но осталась стоять. Я поднял его, швырнул на один из столов, перевернул на спину и избил до полусмерти. Когда он потерял сознание, я вылил ему на лицо стакан воды. Едва он пришел в себя, как я взялся за него опять. Наконец, когда его морда стала похожа на бифштекс и он захныкал, как ребенок, у которого забрали игрушку, я остановился:

– Давайте соберитесь, Кеннеди. Звоните своим компаньонам.

– У меня нет никаких компаньонов, Чемберс. Клянусь, что я единственный, кто...

Я опять взялся за него, и мы повторили все сначала. Он все еще твердил, что у него нет сообщников, тогда я захватил его руку на рычаг и нажал:

– Как хотите, Кеннеди. Если сообщников у вас нет, то я вам ее сломаю.

Он выдержал это дольше, чем я рассчитывал. Выдержал, хотя я жал сколько мог и уже говорил себе, смогу ли я вообще ее сломать. Моя левая все еще была слаба после перелома. Если вы когда-нибудь пробовали переломить ногу старого петуха, то поймете, как тяжело сломать кому-то руку. Но наконец он сказал, что позвонит. Я отпустил его и объяснил, что нужно сказать. Потом посадил к телефону в кухне и перенес туда же аппарат из зала, чтобы видеть его и слышать, что ему ответят. Она была с нами, с пистолетом в руке.

– Когда я дам знак, стреляй в него.

Она оперлась поудобнее, и в уголке ее губ заиграла жестокая усмешка. Думаю, что ее улыбка испугала Кеннеди больше, чем все, что с ним сделал я.

– Я не промахнусь.

Он позвонил, отозвался какой-то тип:

– Это ты, Вилли?

– Пэт?

– Я. Послушай. Мы обо всем договорились. Как скоро ты со всем этим сможешь быть здесь?

– Завтра, как и договорились.

– А сегодня уже не успеешь?

– Как я возьму это из сейфа, если банк уже закрыт?

– Ладно, тогда сделай, как я говорю. Рано утром забери все и приезжай сюда. Я у нее в заведении.

– У нее в заведении?

– Эй, шевели мозгами, Вилли. Он знает, что в наших руках; ясно? Но боится, что если эта женщина узнает, сколько придется выложить, то все ему сорвет; понимаешь? Если я с ним поеду в город, то до нее дойдет, что здесь что-то нечисто, и она может увязаться за нами. Значит, мы все провернем здесь. Я просто постоялец, который заночевал в их кэмпинге, и она ни о чем не догадается. Завтра приедешь как мой приятель, и мы провернем это дельце в два счета.