Читать книгу "Роман в социальных сетях - Иван Зорин"

— Не зря в Интерете сидишь, — похвалил его начальник. — Ссылку в своей группе оставил?

— Выложил видео, — уточнил Сидор. — Пусть посмотрят.

Но уже вечером он об этом пожалел.

«А вы мерзавец, — написала ему «Дама с @». — Всегда это подозревала, но не до такой же степени».

«Ой, только не надо этого! — перешел он в атаку. — Умничайте у себя дома, а у репортажа свои законы: он должен быть черно-белым. Ведь никто, повторяю, никто не дал бы на нашем месте и копейки! Рассказать, все как было? Хотите, чтобы зритель, узнав себя, переключил канал?»

«Вы правы, «Сидор Куляш», — написал «Иннокентий Скородум». — И все равно вы мерзавец».

«Отстаньте от него, — присоединился «Олег Держикрач». — Лгать — его профессия».

Это понравилось «Ульяне Гроховец», «Зинаиде Пчель» и «Даме с @».

«Идите вы к черту! — подавленный числом судей, огрызнулся «Сидор Куляш». — Ждите, когда этот благородный убийца постучит к вам в дверь!»

Реплика показалась всем странной, если не сказать истеричной. На самом деле Сидор Куляш переводил стрелки, выдавая собственный страх, к тому же его занятие впервые показалось ему гадким и постыдным. Он уже раскаивался, что бесцеремонно вторгался в чужую жизнь, продавая признания, выставляя нижнее белье.

Однажды он допоздна задержался на работе и возвращался, когда его тень уже двоили уличные фонари. Моросил дождь, Сидор Куляш шел под зонтом и, войдя в подъезд, остановился, чтобы его сложить. В этот момент к нему метнулась тень.

— «Раскольников»? — вздрогнул он.

— Захар Чичин, — усмехнулись в темноте, и Сидор Куляш ощутил у виска холодную сталь. — Не ждал?

Сидор Куляш обмяк.

— Что тебе надо?

— Опровержение. Если завтра ты не дашь его, то ты — труп!

Сидор Куляш проглотил язык, слова о том, что это была всего лишь его работа, вылетели из головы. И он не заметил, как остался один, до боли в суставах сжимая мокрый зонт, с которого капало на ботинки.

Даша, продолжавшая заходить в группу под ником «Дама с @», вновь и вновь воображала себе эту сцену. После Авдея Каллистратова и мышиной возни на кафедре современной литературы, где она стажировалась, Захар Чичин представлялся ей настоящим мужчиной, не разделявшим слова и дела. Его прошлое казалось героическим, Даша выдумывала его жизнь, о которой ровным счетом ничего не знала, и этот романтический миф заменял ей реального Захара Чичина. Он представлялся прямым, его пороки и добродетели можно было видеть всегда анфас и никогда — в профиль. «Решительные творят историю», — повторяла она пришедшую фразу, расправляясь его руками с Сидором Куляшем, олицетворявшем для нее вселенскую пошлость. Даша сидела у окна, солнце било сквозь ее ресницы, рисуя цветными пятнами абстракционистские картины, она пыталась разглядеть в них свое будущее, которое совершенно не представляла. А за тридевять земель Захар Чичин, надев черные очки, смотрел на то же самое солнце. Ему заказали очередного «мешка», и он ждал на лавочке, пока тот выйдет из подъезда.

Время, как отрывной календарь, — выброшенный листок забывается, не успев долететь до мусорного ведра, и кто вспомнит, что много раньше был другой день, и другое солнце плясало в лужах, когда девочка в коричневом платье с белым передником, прислонив к стене ранец, прыгала через скакалку.

— Попрыгунья-стрекоза! — поцеловал ее в щеку молодой худощавый мужчина с колкими усами и чертиками в глазах. Просунув ей ладони под мышки, он неожиданно оторвал ее от земли и, озорно покрутив, подбросил высоко в воздух.

— Стра-ашно? — притворно прорычал он, ловя ее.

— Ис-чо, ис-чо! — смеялся ребенок, на щеках у которого играли ямочки. Руки у мужчины умные, сильные и способные, казалось, забросить на солнце.

Прошло много лет, ямочки у ребенка пропали, девочка больше не прыгала через скакалку, а, расставшись с очередным мужчиной, вспоминала у окна своего рано умершего отца и думала, что так больше никого не любила. Даша вспоминала его решительную властную походку, смелый голос, которым он одергивал начальство, и Захар Чичин представлялся ей похожим на отца, таким же немного ребячливым и нежным. Один из участников группы считал, что такое поведение определяется комплексом Электры.

ТЕМНЫЕ АЛЛЕИ

Олег Держикрач был худым, высоким, и ходил, задрав голову, точно считал звезды. Уши у него оттопыривали, а апоплексический затылок, он прятал под длинным шарфом, так что создавалось впечатление, будто у него болит горло. Фигурой он походил на математический знак интеграла, а огромный нос, дремавший на лице, как извозчик на козлах, врожденная дальнозоркость и толстые очки в черепаховой оправе, которые, делали его глаза по-детски наивными, довершали портрет. Олег Держикрач считал себя непризнанным гением. «Всех оценивают задним числом, — чесал он затылок, вместивший столько фактов из чужих биографий, что в нем не хватило места на свою. — А прижизненную славу достигают через одно место». Снимая запотевшие очки, он протирал их двумя пальцами, и тогда, как у всех яйцеголовых, в его глазах отражалась мировая скорбь. Олег Держикрач был психиатром. «На земле можно родиться либо негодяем, либо страдальцем», — закрывшись в кабинете, вздыхал он тайком от пациентов. На своем веку он перевидал стольких, что мог составить энциклопедию душевных мук. Расхаживая по коридору, Олег Держикрач криво выбрасывал ступни, чинно раскланивался с медсестрами, как старым знакомым кивал проходившим повторный курс хроникам, от которых скрывал, что у психиатрических заболеваний есть начало, но нет конца, он приветливо улыбался «первичным», робко жавшимся к стене, и чувствовал себя богом. «Я брожу по темным аллеям их подсознания, — когда-то рассказывал он жене, крутя сигарету в желтых, суставчатых пальцах. — Я заглядываю в его неведомые уголки, чтобы открыть глаза на себя». Жена тогда была молода, слушала, затаив дыхание, а потом поняла, что муж видит насквозь всех, кроме себя. И с годами незаметно для него стала его домашним психоаналитиком.

«Все эти увядающие дамочки среднего возраста, — возвращался он с частного вызова. — Их мания чистоты, их змеиная улыбка: «Вот, пожалуйста, тапочки». И действительно, гости только грязи нанесут! — Пока жена вешала его пальто, он, согнувшись на табурете, расшнуровывал ботинки. — Их проблемы яйца выеденного не стоят, но у них в голове тревожный очажок, который требует постоянных страхов. Как огонь поленьев, как пустой желудок. Ах, сын женится, а она приезжая! Ах, муж задержался на работе, а у него молодая секретарша! Нет, не тот нынче пошел сумасшедший, стыдно даже деньги брать. — Он переводил дыхание. — Раньше от чего с ума сходили? Несчастная любовь, богоискательство, от того, что решить не могли: «Тварь я дрожащая или право имею?» А теперь? Невыплаченный кредит, диета, чтобы выглядеть как в телевизоре, все помешались на квартирном ремонте. Тьфу! Где благородство? Мещанство сверлит дыры даже в безумии! — Олег Держикрач распрямлялся с красным лицом. — Чертовы ботинки! Сними, пожалуйста. — Жена послушно наклонялась, зубами развязывая морские узлы. — А в отсутствие раздражителей, мозг их выдумывает. Конечно, это лучше, чем быть заживо съеденным экзистенциальной фрустрацией. Но этого же не скажешь, вот и советую, как отвадить невестку, секретаршу… Прямо деревенская ворожея!» Олег Держикрач раскатисто смеялся.