Читать книгу "Плаха - Чингиз Айтматов"

До станции Жалпак-Саз оставалось часа три езды. Гонцы зашевелились в сборах. Вызывая с утра недовольство пассажиров, Петруха долго отмывался в туалете после ночной попойки, перед тем как отправиться к Самому за последними указаниями. В прошлый вечер он с дружками начал с шампанского, которое для них было детской забавой, – они пили его стаканами, как лимонад, а потом перешли на водку, и это дало себя знать. Малолетний Ленька – так тот совсем сомлел, и Авдию с трудом удалось поднять его на ноги. Только упоминание о том, что скоро Жалпак-Саз, заставило Леньку пересилить себя и сесть на полке, свесив лохматую голову на безвольной, тощей и грязной шее. Кто бы мог подумать, что этот мальчишка зарабатывает неплохие деньги преступным путем и что жизнь его уже загублена.

Поезд шел ровно и ходко по ровным степным просторам, и где-то в каком-то вагоне находился Сам, к которому и поспешил осоловелый Петруха, опрокинув стакан густого и черного, как деготь, чая для окончательного протрезвления. Видимо Сам не очень-то жаловал выпивох. За всю дорогу Авдию Каллистратову так и не удалось увидеть Самого хотя бы издали, а ведь ехали все в одном поезде. Кто он, каков из себя? Попробуй угадай его среди сотен пассажиров. Но кто бы он ни был, он был осторожен, как камышовый зверь, затаившийся в чаще, за всю дорогу ничем не выдал себя. Вскоре Петруха вернулся от Самого, как побитая собака, угрюмый, обозленный, очень посерьезневший. Разумеется, Сам крепко выматерил его за ночной перепой как раз накануне прибытия. Его можно было понять – с того часа, как поезд прибудет в Жалпак-Саз, самое время действия для добытчиков анаши, а олух Петруха надрался так, что будет всю неделю маяться головной болью. Недовольно глянув на Авдия, будто тот был в чем-то перед ним виноват, Петруха буркнул:

– Пошли, разговор есть.

Они подались в тамбур. Там закурили. Стучали, гремели колеса.

– Ты вот что, Авдяй, значит, запомни, – начал Петруха.

– Да слушаю, – поморщился Авдий.

– А ты не больно вороти нос, – обозлился Петруха. – Кто ты такой есть?

– Да что ты, Петр, – постарался утихомирить его Авдий, – зачем зря обижаться? Ну я не пью, ты выпиваешь, так что из этого, зачем ругаться? Ты лучше скажи, что будем дальше делать?

– Дальше будет, как Сам скажет.

– Ну вот об этом я и говорю. Что Сам-то сказал?

– Твое дело малое, – оборвал его Петруха. – Ты для нас новый, а потому пойдешь со мной и Ленькой, в общем, трое нас будет. А другие ребята, кто сам по себе идет, а кто и на пару с дружком.

– Ясно. Только куда идти-то?

– А это не твоя печаль, со мной пойдешь. Выйдем в Жалпак-Сазе. А дальше добираться надо самим. На попутных машинах до совхоза «Моюнкумский», а дальше безлюдье – там пойдем уже пешком.

– Вот как?

– А ты как думал, на «Жигульке», что ли, тебя доставят? Нет, братец! Там ведь, если заметят кого, могут и зацапать, а если кто на машине или на мотоцикле едет, совсем хана!

– Ну и ну! А Сам что, Сам-то где будет, он с кем идет?

– А тебе какое дело? – возмутился Петруха. – И чего ты все спрашиваешь о нем? Идет, не идет! А может, он и совсем не идет! Он что, тебе подотчетный, или как это понимать?!

– А никак. Раз он у нас главный, надо в случае чего знать, где он.

– Вот как раз об этом тебе знать и не надо! – высокомерно заявил Петруха. – Не наше это с тобой дело, где он будет да как. Понадобится ему, так он тебя хоть из-под земли достанет. – Петруха многозначительно помолчал, как бы оценивая произведенное впечатление, и потом добавил, глядя в упор мутными, все еще не протрезвевшими глазами: – А тебе, Авдяй, Сам передавал: ежели будешь работать как надо, будешь постоянно наш ходок, а ежели, не ровен час, курвой окажешься, лучше тебе сейчас из дела выйти. Вот сойдем мы на станции, и валяй потихоньку на все четыре стороны, мы тебя не тронем, ну а как войдешь в дело – все, назад ходу нет. Скурвишься – на земле тебе места не будет. Понял?

– Понял, конечно, что тут понимать. Не маленький, – отвечал Авдий.

– Ну так вот, запомни: я тебе передал, ты слышал, чтоб потом никаких – не знал да не понял, простите да помилуйте.

– Хватит, Петр, – прервал его Авдий. – Не повторяй без толку. Я ведь тоже сам себе голова. Знаю, на что иду, и знаю, что мне надо. Ты лучше послушай теперь мой совет. С сегодняшнего дня завяжи и Леньку не спаивай. Он дурачок. Да и тебе зачем? Вот двинемся в те края, поддатые да на такой жаре – какие же мы добытчики будем?

– Согласен, – отрезал Петруха и с облегчением улыбнулся, скривив мокрые губы. – Что верно, то верно. Верь, Авдяй, сам не возьму ни капли в рот и Леньке не позволю. Все, крышка!

Они помолчали, довольные тем, что разговор завершился к общей пользе. Поезд, раскачиваясь, поспешал к узловой станции Жалпак-Саз, где происходит пeресмена тяги и машинистов. Многие пассажиры, которым предстояло выходить, уже собирали вещи. Ленька тоже обеспокоенно выглянул в тамбур.

– Вы чего тут? – поинтересовался он, морщась от головной боли. – Собираться ведь надо. Через часок приезжаем.

– Не боись, – отвечал Петруха. – Что нам собираться? Чай, не девки. Рюкзачок за плечи – и айда.

– Леня, – подозвал к себе мальчишку Авдий. – Подойти ко мне. Голова болит? – Ленька виновато покачал головой. – Вот мы с Петром постановили: с сегодняшнего дня чтобы ни капли. Согласен? – Ленька молча закивал головой. – Ну иди, мы сейчас подойдем. Успеем, не беспокойся.

– Да времени еще навалом, – сказал Петруха, глянув на часы. – Целый час с лишним. – А когда Ленька ушел, сказал: – Это ты верно насчет Леньки-то. Сам же, гаденыш, рвется пить, а выпьет – на ногах не стоит. Но теперь – баста! Дело есть дело. Это мы в дороге малость побаловались. А потом, не думай, я на Ленькины деньги не пил, может, сам он что… но я пью на свои.

– Да разве в этом дело, – отозвался с горечью Авдий. – Просто жалко мальчишку.

– Это ты верно, – вздохнул с пониманием Петруха. Откровенный разговор навел, должно быть, Петруху на какую-то давно не дававшую ему покоя мысль. – Слушай, Авдяй, а до этого, до нас то есть, ты чем промышлял или работал где? Может, ты из фарцовщиков будешь? Ты не зажимайся, нам теперь или за одним столом гулять в ресторане, или одну парашу выносить из камеры. Кидай хоть так, хоть эдак!

Авдий не стал скрывать:

– Никакой я не фарцовщик. И зажиматься мне нечего. До этого я в духовной семинарии учился.

Такого оборота Петруха, должно быть, никак не ожидал.

– Постой, постой! В семинарии, говоришь, – так, значит, ты на попа учился?

– Да, выходит, так…

– Ого! – вытаращил глаза Петруха и дурашливо присвистнул, сложив губы дудочкой. – Так чего же ты ушел оттуда, или погнали за что?

– И то и другое. В общем, ушел я.

– А чего так? Бога не поделили, что ли? – озорно продолжал Петруха. – Вот смеху-то!