Читать книгу "Свадебное платье жениха - Пьер Леметр"

— Я самый обыкновенный…

И Софи спросила себя, было ли это ответом.

Когда работаешь по ночам, время сдвигается. В час, когда он засыпает, Софи встает и выходит из дома, чтобы не упустить рейсовую машину.

Они всегда вместе: Вероника и управляющий кафе. Она и убила их одинаково. Уже не помнит, как именно. Оба лежат рядышком на цинковом столе морга. Как супружеская пара. Покрытая белой простыней. Софи проходит мимо стола, и, хотя оба мертвы, глаза их открыты и с вожделением следят за ней. Двигаются у них только глазные яблоки. Когда она обходит стол, сзади из их черепов начинает медленно сочиться кровь; они улыбаются.

— Ну конечно!

Софи резко оборачивается.

— Это у вас вроде фирменного знака. Несколько ударов сзади по голове.

На типе из банка светло-желтая рубашка и зеленый галстук. Брюки обтягивают живот, молния расстегнута. Он идет к ней с видом профессора патологии, он дидактичен, уверен в себе, хирургически точен. И улыбчив. Немного насмешлив.

— А иногда и один-единственный удар.

Он остановился у стола и разглядывает черепа покойных. Кровь течет на пол, капли разбиваются о крашеный цемент и брызгают на обшлага его брюк.

— Посмотрите хотя бы на эту. — Он склоняется над биркой. — Вероника. Ну да, Вероника. Пять ножевых ударов в живот. В живот, Софи, вы только подумайте! Ладно, идем дальше. А вот — читает надпись на бирке — Давид. Что ж, тут вам, Софи, достаточно было руку протянуть. Бейсбольная бита, которая использовалась в чисто декоративных целях, — и вы разнесли ему череп эмблемой «Ред Стокингс». Бывают же дурацкие судьбы, а?

Он отходит от стола и приближается к Софи. Та вжимается спиной в стену. Он с улыбкой подходит ближе.

— А ведь есть еще и я. Мне повезло: никаких бейсбольных бит и ножей на горизонте, эта участь меня миновала, грех жаловаться. Будь ваша воля, вы разбили бы мне голову об стену, и я бы умер, как другие, — с разбитым черепом. У меня тоже сзади из черепа текла бы кровь.

И Софи видит, как его желтая рубашка постепенно становится алой от сочащейся из затылка крови. Он улыбается.

— Именно так, Софи.

Он уже совсем близко, она чувствует его тяжелое дыхание.

— Вы очень опасны, Софи. И все же мужчины любят вас. Разве нет? А вы их убиваете. Многих. Вы хотите убить всех, кого любите, Софи? Всех, кто к вам приближается?

22

Эти запахи, жесты, эти мгновения… Софи во всем видит предзнаменования того, что ждет ее впереди. Ей придется научиться уходить. Но это позже, потому что сейчас время учиться играть. Играть тонко. Никакой демонстративной страсти, всего лишь привязанность, которая стала возможной благодаря чувству общности — легкому, но многообещающему. Они провели вместе четыре ночи. А вот и пятая. Две ночи подряд. Надо как-то подхлестнуть развитие событий. Ей удалось на несколько дней поменяться рабочими часами с девушкой из другой бригады. Он зашел за ней. Она просунула руку ему под локоть, рассказала, как провела день. Во второй раз это стало привычным. Что касается прочего, он был внимателен до скрупулезности. Иногда складывалось впечатление, что он продумывает каждое движение, будто от этого зависит его жизнь. Она старалась его успокоить, старалась сделать их недавнюю близость менее натянутой, менее искусственной. Стряпала на плите в своей крошечной двухкомнатной квартирке что-то особенное. Он мало-помалу расслаблялся. В постели он устремлялся к ней, только когда она делала первый шаг. Каждый раз она этот шаг делала. И каждый раз боялась. И делала, как если бы… Иногда на краткие мгновения ей казалось, что она еще может быть счастлива. Это вызывало слезы. Он их не замечал, потому что случалось это всегда под конец, когда он засыпал, а она вглядывалась в ночную темноту спальни. Счастье, что он не храпит.

Софи проводила так долгие часы, прокручивая в памяти картинки из своей жизни. Слезы, как всегда, текли по щекам — независимо от нее, помимо нее. Она соскальзывала в сон, которого боялась. Иногда она натыкалась на его руку и вцеплялась в нее.

23

На улице было сухо и холодно. Они стояли, облокотившись на железную балюстраду; только что начался фейерверк. Дети носились по аллее, родители разевали рты, глядя в небо. Грохот войны. Взрывам иногда предшествовал зловещий свист. Небо было оранжевым. Она прижималась к нему. Впервые, действительно впервые она ощутила потребность укрыться на его груди. Он обнял ее за плечи. На его месте мог бы оказаться другой. Но оказался он. Все могло быть хуже. Она провела рукой по его щеке, заставила посмотреть на нее. Поцеловала. Небо стало сине-зеленым. Он что-то сказал, она не расслышала из-за раздавшегося как раз в этот момент взрыва. Судя по виду, он сказал что-то приятное. Она кивнула.

Родители сзывали малышню, вполне предсказуемые шуточки перелетали от одной компании к другой. Пора было возвращаться. Парочки расходились рука об руку. Они с некоторым усилием зашагали в одном ритме. Обычно у него шаг шире, и ему пришлось немного пробуксовывать; она улыбнулась, толкнула его, он засмеялся, она опять улыбнулась. Они остановились. Любви не было, но было нечто благотворное, напоминающее огромную усталость. Он впервые поцеловал ее с властной уверенностью. Через несколько секунд наступит новый год, уже зазвучали автомобильные гудки — те, которые торопятся обозначить время, чтобы стать первыми. И внезапно все взорвалось криками, сиренами, смехом, огнями. Волна общественного счастья на мгновение затопила мир, и, хоть повод был показушный, радость оставалась искренней. Софи сказала: «Мы поженимся?» Это был вопрос. «Мне бы хотелось…» — ответил он, будто извиняясь. Она сжала его руку.

Ну вот.

Дело сделано.

Через несколько недель Софи будет замужем.

Прощай, Софи-Чокнутая.

Новая жизнь.

На несколько мгновений она свободно задышала.

Он улыбался, оглядывая мир вокруг.

Франц

3 мая 2000 года

Только что я впервые ее увидел. Ее зовут Софи. Она выходила из дома. Я сумел разглядеть только силуэт. Видно было, что она торопится. Села в машину и газанула так, что я еле поспевал за ней на мотоцикле. Хорошо еще, что в Марэ[8]она с трудом нашла место для парковки, это сильно облегчило дело. Я следовал за ней на расстоянии. Сначала я подумал, что она поехала по магазинам, тогда пришлось бы отказаться от слежки, слишком велик риск. К счастью, у нее была назначена встреча. Она зашла в кафе-кондитерскую на улице Розье и сразу же направилась к женщине примерно ее возраста, поглядывая на часы, чтобы показать, как мало у нее времени. Но я-то знал, что она просто слишком поздно выехала. Поймал ее на вранье.

Я подождал минут десять, потом тоже зашел в кафе и устроился во втором зале, откуда мог спокойно и незаметно за ней наблюдать. На Софи были набивное платье, туфли без каблука и светло-серая кофта. Я видел ее в профиль. Приятная женщина; наверняка нравится мужчинам. Зато подруга ее больше походила на шлюху. Слишком сильно накрашенная, наглая, слишком самка. Софи, по крайней мере, была вполне естественной. Они с аппетитом уплетали пирожные, как школьницы. По их мимике и улыбкам я понял, что они подшучивали над нарушением диеты. Женщины вечно сидят на диетах, от которых обожают отклоняться. Женщины — такие пустышки. Софи стройная. Куда стройнее, чем ее подруга.