Читать книгу "Давай поженимся - Джон Апдайк"

– Надоело мне все, – сказала вдруг она. – Не создана я для романов. Все лето у меня были нелады с желудком, и я чувствую себя ужасно подавленной после наших встреч. А он мою ложь даже и не слушает. Я все думаю: если бы он знал, развелся бы он со мной?

Ричард резко, со стуком опустил палочки на пустую тарелку,

– Никогда, – сказал он. – Он никогда не разведется с тобой – ты ведь для него как мать. А человек, черт возьми, не разводится со своей матерью. – В его словах была такая безнадежность, что ей захотелось плакать; должно быть, он почувствовал это, ибо голос его зазвучал мягче.

– Как жратва – понравилась? Похоже, чоу-мейн был консервированный.

– Мне все показалось вкусным, – решительно заявила Руфь.

Он накрыл ее руку ладонью. Ее поразила схожесть их рук: его рука была слишком для него маленькая, а у нее – слишком для нее большая.

– Ты очень выносливая, – сказал он. Это прозвучало и как комплимент, и как прощание.

***

Окончательно она порвала с ним в сентябре, Джерри напугал ее, услышав часть их телефонного разговора. Она думала, что он подметает задний двор. А он неожиданно появился из кухни и спросил:

– Это кто, звонил? Ее охватила паника.

– Да так, ерунда. Одна женщина из воскресной школы спрашивала, собираемся ли мы записывать Джоанну и Чарли.

– Слишком они там стали деятельны и назойливы. Что ты сказала?

– Я сказала – конечно, собираемся.

– Но я слышал, ты сказала – нет.

А Ричард спрашивал, не согласится ли она пообедать с ним на будущей неделе.

– Она спросила, собираемся ли мы водить и Джоффри.

– Конечно, нет, – сказал Джерри, – ему ведь еще нет и трех. – И, сев за стол, принялся листать субботнюю газету. Он всегда открывал ее на странице с комиксами, словно надеясь найти там себя. – Почему-то, – сказал он, не глядя на нее, – я тебе не верю.

– Но почему же? Что ты такое услышал?

– Ничего. Все дело в твоей интонации.

– Вот как? А какая же у меня была интонация? – Ей хотелось хихикнуть.

Он смотрел куда-то в пространство, словно решал некую эстетическую проблему. Он выглядел усталым, юным и тощим. Волосы у него были слишком коротко пострижены.

– Не такая, как всегда, – сказал он. – Более теплая. Это был голос женщины.

– Но ведь я и есть женщина.

– Когда ты говоришь со мной, – сказал он, – голос у тебя совсем девчоночий.

Она хмыкнула и стала ждать следующего, более сильного удара. А он снова углубился в изучение страницы с комиксами. Ей захотелось обнять этого слепца.

– Такой ясный, холодный, девственный, – добавил он. У нее исчезло желание его обнимать.

Как-то на следующей неделе она поехала за покупками в маленький торговый центр Гринвуда. Во всех витринах была выставлена одежда для школьников, а у Гристеда пахло яблоками. Воздух над телефонными проводами, казалось, выстирали и заново повесили. Полисмены снова надели форму с длинными рукавами. Над входом в магазин мелочей сняли полотняный навес. Направляясь к своему “фолкону” с двумя бумажными пакетами, полными продуктов, она увидела возле парикмахерской “мерседес” Ричарда. Она замедлила шаг, проходя мимо открытой двери, из которой запах бриллиантина выплескивался на панель, и увидела его – широкий, грузный, в своей обычной клетчатой рубашке, он сидел, ожидая очереди. Сердце ее устремилось к нему – ей не хотелось, чтобы он стригся. Ричард увидел ее, выбросил сигарету и, поднявшись с кресла, вышел на улицу.

– Не хочешь чуть-чуть прокатиться?

Это “чуть-чуть” прозвучало для нее укором. Она ведь избегала его. Он стоял, моргая на ярком солнце, незащищенный, неуверенный в следующем шаге, – неприкаянный призрак, оставшийся от развеявшегося сна. Как странно, подумала Руфь, что можно спать с человеком и видеть в нем лишь постороннего человека – не больше. Она пожалела Ричарда и, согласившись прокатиться, поставила на переднее сиденье пакеты с покупками – громоздкие и шуршащие, словно старухи-компаньонки. В его машине знакомо пахло немецкой кожей, американскими конфетами, пролитым вином... Ричард выбрался из центра и повел машину мимо типичных коннектикутских домиков, глубоко и плотно упрятанных в одеяла зелени, – к городской окраине, где вдали от воды еще сохранился заповедный редкий лес.

– Я скучаю по тебе, – сказал он. Руфь почувствовала, что не может не сказать: “Я тоже по тебе скучаю”.

– Тогда что же происходит? Вернее, почему ничего не происходит? Разве я сделал что-то не так?

Руфи бросилось в глаза, пока они, подпрыгивая на выбоинах давно не ремонтированной дороги, ехали к пруду, где зимой детишки катаются на коньках, – что иные деревья, высохшие, умирающие, уже начали терять листву.

– Ничего, – ответила она. – Ничего преднамеренного в моем поведении нет – просто дел прибавилось, кончилось лето. Все зверье возвращается в свои берлоги.

Желтые пятна мелькали за косматым черным облаком его волос.

– Знаешь, – сказал Ричард, – я ведь могу осложнить тебе жизнь.

– Каким образом?

– Сказать все Джерри.

– Зачем тебе это?

– Я хочу тебя.

– Не думаю, чтобы таким путем ты меня получил.

– Я ведь знаю тебя, Руфи-детка. Я так хорошо тебя знаю, что могу сделать тебе больно.

– Но не сделаешь. И вообще не пора ли тебе подыскать другую даму сердца?

Он рассказывал ей о романе, ускорившем его охлаждение к Салли; да и о других романах тоже. Руфь чувствовала себя тогда оскорбленной, хоть и промолчала: эти женщины показались ей такими вульгарными, да и Ричард говорил о них с нескрываемым презрением.

Он свернул на проселочную дорогу – две колеи в траве, – что вела к пруду. Дальше путь преграждала цепь; Ричард остановил машину. Между ними на переднем сиденье стояли пакеты с продуктами. На той стороне пруда одинокий рыбак общался со своим отражением. Было утро; дети, собиравшиеся здесь в течение всего лета, сейчас сидели в школе; она оставила Джоффри на попечении маляра, сдиравшего обои в гостиной, и обещала вернуться через полчаса. Все это промелькнуло в ее мозгу, пока она ждала, что предпримет Ричард. Он спросил ее:

– У тебя кто-то есть?

– Кроме Джерри? Другой роман? Не будь мерзким. Если бы ты хоть немного знал меня, ты бы даже не спрашивал.

– Возможно, я тебя и не знаю. Борись за то, чтобы узнал.

Раз он считает ее борцом, что ж, она будет бороться.

– Ричард, – сказала она, – я должна просить тебя не звонить мне больше домой. Джерри слышал часть нашего последнего разговора и потом такое нес, что мне стало страшно.

На его лице, повернутом к ней зрячим глазом, отразилось смятение: Руфь сама удивилась, какое это ей доставило удовольствие.