Читать книгу "Сердце грустного шута - Ксения Баженова"

– Ешь, зараза! – Павлик мотал головой, отбивался и уже в голос рыдал. – Ну всё! Достал ты меня! – Она кинула ложку и, придавив мальчика жирной коленкой к стулу, одной рукой разжала ему челюсти, а другой прямо пальцами стала собирать лук из тарелки и запихивать ему в рот. – Фу, соплями своими всю руку мне перемазал! На-ка вот, будешь у меня и лук любить, и старших уважать! – Запихав жидкие ошметки, она взяла его за затылок, а другой рукой зажала рот. – Глотай! – Павлик проглотил лук, и тут же со спазмами его вырвало этим луком обратно, прямо на ладонь воспитательницы. – Ах ты, зараза малолетняя! Ну, ты еще у меня попляшешь! – Она вытерла ладонь о его рубашку и пошла умываться. Павлик безутешно рыдал на маленьком стульчике. – Умойся и иди спать! Тихий час скоро закончится. – Вернулась Белла Петровна минут через десять. Мальчик умылся, переоделся в пижаму и очень быстро заснул.

После полдника играли в свадьбу. Рита, как всегда, была невестой. Генка – женихом. А Павлику отводилось место водителя свадебного автомобиля. Генка целовал Риту в щеку, а она вовсю кокетничала. Рита очень нравилась Павлику, но он об этом никому не говорил, чтобы не смеялись. Страшнее всего было, что больше всех смеяться станет сама Рита. Ее папа работал каким-то министром, Павлик точно не помнил, хотя его должность часто упоминалась в разговорах родителей. Что-то было в названии, связанное с селом. Генкиного отца запомнить было легче – он был директором того самого универмага, в котором папа Павлика работал главным бухгалтером. Начальник помог пристроить сына подчиненного в престижный детский сад. И хоть ездить приходилось далеко, Андрею Ильичу было очень важно так или иначе находиться рядом с «элитой». В данном случае он приблизился к вышестоящим с помощью Павлика. Дети уже на каком-то инстинктивном уровне понимали, кто есть кто, благодаря их родительской иерархии, и хотя Павлик был значительно симпатичней корявенького Генки, ему все равно доставалась роль водителя. И он молча ее принимал. Хорошо, что вообще брали в игру!

После ужина Павлик, как это часто случалось, остался один. Воспиталка занималась своими делами и ничего не говорила. Павлик тихонечко сидел и рисовал. Скоро приехал папа.

– Андрей Ильич, мне надо поговорить с вами наедине о поведении вашего сына. – И она прикрыла дверь в коридор. Павлик подкрался к щели и слушал. – Вы меня просили следить за тем, чтобы мальчик хорошо кушал. Я просидела с ним до середины тихого часа. Я не могла следить за детьми, чтобы в спальне все было в порядке. Понимаете? Когда я предложила его покормить самой, он стал отбиваться, плеваться, облил меня супом, устроил настоящую истерику. Лук он, понимаете ли, не любит! Остальные детки едят, и ничего! А он не любит. Андрей Ильич, дело может принять очень неприятный оборот. Как вам известно, у нас в садике воспитываются дети достаточно высокопоставленных людей. Они могут рассказать своим родителям о поведении Павлика, мало того – могут начать брать с вашего ребенка пример, и родители, естественно, будут очень недовольны, что такой неадекватный мальчик находится в саду вместе с их ребятами. И вы, конечно, понимаете, что мнение этих в высшей мере приличных людей будет учитываться прежде всего. Я рекомендую вам серьезно поговорить с сыном и постараться разъяснить ему, что он позорит не только себя, но и всю вашу семью.

Во время разговора Павлик несколько раз порывался выскочить из своего укрытия и сказать, что все это неправда. Но он знал, что папа все равно ему не поверит. И решил смириться с тем, что его ждет наказание. Главное – не оправдываться, папа ненавидит это, и извиняться. Обещать, что больше такого не повторится. Он поругается и успокоится.

– Белла Петровна, спасибо, что проявили такое терпение! Я обязательно поговорю с ним доходчиво. Кстати, вот тут моя жена просила передать вам кое-что. Целую неделю водила группу, и ее вот отблагодарили чеками. Она просила поблагодарить вас за сложную работу, к тому же скоро и Новый год.

– Ой, что вы, Андрей Ильич! К чему это? Я просто стараюсь хорошо делать то, что должна. Павлуша, папа ждет! – позвала она.

Павлик вышел. Красное и потное лицо отца не предвещало ничего хорошего. Он молча оделся, и они вышли на морозный воздух. До самого дома Андрей Ильич не проронил ни слова, и это было страшнее всего. Павлик пытался взять его за руку и заговорить, но тот только брезгливо отодвинулся.

Разговор дома оказался более чем доходчивым. Отец молча прошел на кухню, очистил большую луковицу и поставил ее вариться. Потом выложил на тарелку и посадил перед ней Павлика:

– Чтобы съел всю! – И устроился напротив. Павлик отковыривал маленькие медузоподобные кусочки и, заливаясь слезами, запихивал их в себя. – Быстрее давай! Мне что, тут с тобой до утра сидеть?!

Мальчик доел луковицу, и потом его долго рвало в туалете. Когда он вышел, в коридоре стояла огромная коробка с железной дорогой его мечты. Он тут же забыл обо всех неприятностях, произошедших сегодня днем. Глаза его радостно загорелись, он протянул руку и, улыбаясь, погладил коробку. Из комнаты вышел отец:

– Мы с мамой купили тебе это на Новый год, но ты явно не заслужил такого подарка. Завтра поеду и отдам ее хорошему мальчику. И только попробуй еще что-нибудь устроить в детском саду! А теперь спать.

Павлик долго плакал в своей кровати, пока не заснул. На следующий день ненавистный овощ в еде не обнаружился. А на другой день он съел весь суп вместе с вареным луком без остатка. А когда «возил» Генку с Ритой в свадебном автомобиле, то услышал, как «жених» хвастается:

– А я ночью проснулся, когда папа пришел, и подглядел, что он принес мне в подарок на Новый год железную дорогу, вот такую коробку огромную! Они с мамой ее на шкаф спрятали, чтобы был сюрприз.

Из личных записок доктора. Отрывок № 4.

Заозерка, 1912 год

Пока седлали коня, камердинер вынес мне завтрак на крыльцо. Светило солнце, небо было голубым и глубоким, его краски искрились на серебряной ложечке и яичной подставке. Природа! Почему ты не скорбишь вместе со мной? Почему не плачешь и не завываешь ураганом, почему я завтракаю и люди занимаются своими делами, почему мальчишки плескаются и смеются на озере? Бесполезные вопросы и стенания. Я встал и подошел к обрыву.

Внизу на берегу два сильных мужика средних лет обмывали тело пасечника озерной водой и надевали праздничную рубаху и порты. После, подняв его по лестнице на луг, уселись поодаль и смотрели на столяра, калякали, пока снимал тот мерки для гроба.

– Этот хороший работник, гроб сделает – залюбуешься, удобный, сухой.

– Да что говоришь! Вот кады бабку Пилиху хоронили, так он как есть и развалился, как гвоздь-то первый в крышку вбивали. Как есть по досточкам.

– Ты чего мелешь! Знаю случай. Тот Иванов гроб был!

– Разве ж? А я все на этого поганца злился. Так мне тады лапу ушибло! Нил, а Нил!

Тут конюх привел моего коня, и, не откладывая важное дело, поехал я тотчас в храм, чтобы договориться о могиле и выносе. Поскакал, вдыхая чистый утренний воздух, а в липовой аллее, что посадил князь по берегу озера, обуяли меня тревожные мысли и воспоминания. Озеро это помнил я еще без лип, и все было запущено и приходило в упадок. И вот однажды в помещичий дом вернулся хозяин с беременной женой и маленькой Поленькой; вторая дочь, Грунечка, уже здесь родилась.