Читать книгу "Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли - Марк Дэвид Бэр"

без своей семьи. Мехмед II разместил семью в гареме, или личных покоях, Старого дворца в центре города.

Мехмед II запустил реализованный в следующем столетии процесс превращения должности султана в более уединенную и менее публичную роль, больше похожую на роль цезаря, чем пограничного гази. Дворец Топкапы состоял из ряда соединенных дворов, расположенных иерархически: каждое следующее пространство имело более ограниченный доступ и было меньше предыдущего. Невидимый, но всевидящий султан находился в его символическом центре, вокруг которого строился дворцовый дизайн[226].

Тем не менее в знак уважения к своему тюрко-монгольскому наследию Мехмед II также позаботился о том, чтобы в дворцовых садах было достаточно места для спортивной площадки с пристроенным к ней выложенным плиткой павильоном, где он мог наслаждаться игрой в монгольское поло, что было бы уместно в Центральной Азии. Ряд одноэтажных зданий с четко определенными функциями напоминал тюрко-монгольский военный палаточный лагерь, где палатки солдат окружали каменный шатер хана в центре[227].

Хотя на территории дворца находилось несколько мечетей, Топкапы был построен рядом с собором Святой Софии, который использовался в качестве императорской пятничной мечети. Первый внутренний двор, куда можно было попасть через Императорские ворота, был открыт для всех. Здесь находились больница, императорский монетный двор, пекарня и бывший собор Святой Ирины, используемый как оружейный склад. Пройдя через Средние ворота или Ворота Приветствия (Bab-üs Selâm), можно было попасть во второй внутренний двор, где находились сокровищница и диван – место заседаний императорского совета. Таким образом, первый и второй дворы отводились для публичных церемоний и управления. В противоположном конце второго двора находились Ворота Счастья (Bab-üs Saadet), где восседал султан, руководя церемониями. После правления Мехмеда II большинство интронизаций проходило у этих ворот.

Во время восшествия на престол султан восседал на троне с золотым диваном перед Вратами Счастья, сопровождаемый одобрительными возгласами и молитвами хранителя дворца. Визири, армейские командиры и лидеры мусульманского религиозного класса кланялись, преклоняли колени или падали ниц перед сидящим сувереном. Они по очереди целовали кончики его пальцев, ступни, подол одежды, подножие трона, ковер, расстеленный перед ним, или даже землю перед ним, принося клятву верности и пожелания удачи[228]. Клятва верности имела как исламский, так и тюрко-монгольский прецедент. В случае Османской империи она выражала надлежащие отношения между хозяином (султаном) и его слугами. При вступлении нового султана на трон в армии, включая янычар, распределялось вознаграждение, чтобы обеспечить плавный и мирный переход власти от одного султана к другому.

Звучал пушечный салют, оповещавший жителей города о приходе к власти нового правителя, а городские глашатаи делились новостями на общественных площадях, благую весть также объявляли с минаретов. От имени нового султана чеканились монеты. Как правило, интронизация проводилась в пятницу, за ней следовали общие молитвы в близлежащем соборе Святой Софии, где читалась проповедь от имени султана[229].

Только высшие должностные лица страны и иностранные послы могли пройти через Врата Счастья. Палата прошений, внешний тронный зал, располагалась как раз на другой его стороне, в третьем внутреннем дворе. В его пределах сами ворота были окружены общежитиями и школами пажей, готовившихся к дворцовой службе, мужским гаремом. Третий и четвертый дворы, таким образом, составляли внутренний дворец, в котором размещались султан и молодежь, готовившаяся к службе императору. В четвертом внутреннем дворе располагались сады, бассейны и павильоны, а также резиденция личного врача султана. Личным врачом Мехмеда II был итальянский еврей Джакомо из Гаэты, который принял ислам и стал известен как Хеким Якуб-паша[230].

Сбор детей был институционализирован строительством школ во дворце Топкапы. Османский указ от 1493 г. предписывал тем, кто взимал налог, брать мальчиков, за исключением тех, у кого «проявляются признаки достижения половой зрелости или [у кого] начала расти борода»[231]. Когда мальчики, служившие данью, взимаемой с христианских подданных, прибывали в Стамбул, им делали обрезание. «Дети исключительной красоты» принимались на внутреннюю дворцовую службу[232]. Их превосходные моральные качества гарантировались псевдонаукой физиогномикой, определявшей, у каких мальчиков был «знак счастья на лбу», по мнению евнуха, который был ага («господин» или «мастер», высокопоставленный слуга императорского двора) Врат Счастья[233]. После нескольких лет обучения во дворце представители этой первой привилегированной группы – симпатичные дворцовые пажи – снова проходили через процесс отбора, в ходе которого для дальнейшего физического, духовного и культурного образования отбирались обладавшие лучшим телосложением и моральными качествами.

Они становились ведущими управленцами империи.

Тех, у кого был «знак зла и мятежа в части лба между серединой и виском», не принимали на внутреннюю дворцовую службу, как склонных к «мятежу, тирании и эгоизму» и готовых уничтожить крестьянство пламенем угнетения, сжигая его»[234]. Вместо административных должностей они становились солдатами. Таким образом, большинство мальчиков не брали на дворцовое обучение в качестве пажей, а отправляли на турецкие фермы в Анатолии, чтобы сделать янычарами. Они занимались тяжелым физическим трудом в течение семи или восьми лет, привыкая к лишениям, изучая турецкий язык и ислам после того, как были обрезаны и обращены в новую веру. После этого молодых людей призывали обратно в столицу империи, где они служили рабочей силой в дворцовых конюшнях, кухнях и садах, или проходили стажировку на стройках арсенала или мечети, или в вооруженных силах (армии или флоте), прежде чем наконец попасть в элитное пехотное подразделение из янычар, одной из двух основных боевых сил армии (другой являлась провинциальная кавалерия).

Присутствие пажей в самом внутреннем дворе дворца иллюстрирует предпочтение Мехмеда II созданию нового османского класса вместо туркменских воинов гази, сыгравших важную роль в приходе династии к власти. Мехмед II отказался «почтительно встать при звуках военной музыки в знак готовности к газавату»[235]. Это неповиновение было конкретным проявлением его новой стратегии правления, доверившей бюрократию и армию обращенным в ислам мальчикам-христианам, которые воспитывались в дворцовых школах. Приписываемый ему важный свод законов подтвердил эту практику, сигнализируя об отходе от идеала гази в сторону бюрократической империи.

Свод законов Мехмеда II устанавливал ранги и обязанности должностных лиц, в частности, евнухов, отвечавших за различные сферы деятельности суда, военных судей, финансового секретаря или казначея и канцлера.

В документе подробно описывалось функционирование дворцовой системы, включая императорский совет, который заседал после 1470 г. в специально достроенном зале во втором дворе дворца Топкапы. Совет, возглавляемый великим визирем, собирался четыре дня в неделю, чтобы консультировать султана по политическим и военным вопросам, издавать указы от его имени, назначать на должности и выступать в качестве суда по наиболее тяжким преступлениям, особенно совершенным слугами