Читать книгу "Ледяная колыбель - Ярослав Гивиевич Заболотников"

преследует нищета, а исчадию смерти, даже с бьющимся сердцем, не дано породить жизнь. Джон никогда не выказывал желания продолжить род: отшучивался да отнекивался, но что думал на самом деле — загадка. Не станет ли это когда-нибудь камнем преткновения в их отношениях? Как и возраст, который, в отличие от вечно молодой Лайлы, надвигался на него грозовым фронтом, сверкая седыми молниями над гребнями морщин. Без магии Жизни, способной замедлять старение, перспективы вырисовывались мрачные. Ведь через каких-то пятнадцать-двадцать лет благородному избраннику хватит ума счесть себя недостойным прекрасной особы. Весьма амбициозно, а может, и глупо строить такие планы с учётом сложившихся обстоятельств. И всё же. Хотелось хоть чуть-чуть унять охватившую душу тревогу…

Вампирша взглянула на следопыта, мотавшего вожжи вокруг конусообразного камня, единственного к чему можно было привязать оленей.

— Джон… — вдруг промолвила она. — Пообещай никогда не бросать меня, если сам будешь желать находиться рядом. Что бы с нами ни произошло.

— Ты это… — нервно усмехнулся тот. — Не пугай меня такими просьбами, — оторвавшись от своего занятия, он внимательно посмотрел на девушку.

— Пообещай, — с настойчивостью осеннего дождя попросила Лайла.

— Так и быть: обещаю. И даже понимаю, что ты моё слово теперь сроду не забудешь, — в попытке растопить её волнение, следопыт тепло улыбнулся.

— Правильно понимаешь, — лицо вампирши немного просветлело.

— Это ты из-за них распереживалась? — стал завязывать узел Джон. — Да, всегда тяжело, когда друзья собачатся. Но не беспокойся. Если за столько лет они друг друга не прирезали и до сих пор вместе, значит, всё уляжется. Так бывает, когда в паре два лидера, — он ощутил на себе заинтересованный взор Лайлы.

— А у нас? — последовал робкий вопрос.

— Скажу тебе то же, что говорил своим в отряде. Командир нужен лишь на поле боя, в отношениях главное — взаимопонимание. Тогда и служба не в тягость, и дружба в радость, и любимая дома ждёт. Не встретил ещё никого, кто смог бы это оспорить.

Из пещеры выплыл задумчивый Рэксволд, тащивший за собой труп с пробитым виском. Бросив его возле второго мертвеца и выдернув из спины того кинжал, он молча направился обратно. Не отпустил колкую шутку, не упрекнул в болтовне, не рявкнул, чтобы несли, наконец, мясо — таким Джон с Лайлой его ещё не видели.

* * *

Скарги достиг солнечного берега, ослепительно белого, но отнюдь не от мягкого песочка: столько снега мефит видел лишь зимой, когда путешествовал с хозяином в поисках странных книжек. Все они были неимоверно похожи друг на друга: с закорючками, непонятными рисунками и излучали защитную магию. К чему их столько? Неужели не интереснее собирать ракушки? Маленькие и большие, кручёные и состоящие из двух половинок. Находились и те, в которых сидела злая щипака. Зато какое разнообразие!

Ёжась от мороза, летевший над равниной Скарги поглядел на свою тень, скользившую по белёсым просторам. Надо же. Он и не предполагал, что у него такие большие крылья. Да и тело тоже казалось крупнее. Только каким бы красивым ни было пятнышко внизу, оно не хотело слушаться: свободно парило, пока он из последних сил надрывался на ледяном ветру. Отражение в зеркале подобного не позволяло. Ох, то громадное серебрёное стекло в углу лаборатории! Сколько лет приходилось обходить его стороной. Страшный двойник за рамой охотился за Скарги днём и ночью. Но Скарги был глупым. Теперь он знает, что тень и отражение — это всего лишь… Мёртвая хватка окольцевала горло вздрогнувшего мефита!

Подобно орлу, спикировавшему на воробья, Хризальтера легко поймала ничего не подозревающую цель. Выровняв полёт, демонесса посмотрела на несуразное создание, царапавшее руку когтистыми лапками и верещавшее на все лады:

— Такой маленький и такой шумный… Ой, я погляжу ты несёшь нечто интересное, — заметила она блестящую гексаграмму. — Позволь, я избавлю тебя от этой ноши…

Однако стоило протянуть ладонь, как мефита окутала огненная спираль, а державшая горло рука сжала пустоту — прищурившись от угасающих языков пламени, едва не опаливших лицо, Хризальтера улыбнулась:

— Ладно, маленький проныра, я даже дам тебе фору. Но потом заживо отгрызу твою голову. Любопытно, какой ты на вкус?..

* * *

От гулявшего по пещере ветра, что растаскивал дым от выхода к выходу, низкий костерок напоминал маятник. Неустанно качался, поглаживая нанизанную на штыри оленину. Сочное мясо то и дело роняло капли на шипевшие змеями угли — от насыщенного аромата хотелось проглотить язык.

Странникам повезло найти в закутке, возле спутанных силков, простенький вертел. В нём ещё можно было узнать старое тележное колесо, сердцевину которого давно съело пламя — из обгорелого ободка получилась подставка для вбитых по кругу стальных прутьев. По-видимому, приспособление клалось на обрамлявшие костёр камни: слишком уж подходило по размеру. Удивительно, деревянный круг, созданный человеком, чтобы облегчить передвижение, здесь, посреди глубоких снегов, был абсолютно бесполезен. А два неотёсанных мужлана, ни разу не видевших в глаза вилки, смогли разглядеть в нём иной смысл. Наверное, оно и правильно. Цепляясь за жизнь, извлекать пользу из любого предмета. Даже из того, что поначалу кажется мусором. Королевство жестокой практичности.

Услышав глухой, несмолкающий хруст, сидевшая у огня Лайла вывалилась из размышлений и подняла взор на следопыта. Тот, прислонившись плечом к стене, кормил жеребца хвоей:

— Извиняй, Бамбук. Чем богаты, тем и рады. Но обещаю раздобыть что-нибудь посущественнее. А от ягеля ты сам отказался…

— Днём южнее, в Ложном Разлядье, можно поискать корневища хараги, — стоявшая в пещерном закутке Эрминия распутывала силки. — Больше там ничего не растёт. Зато их жрут все. Даже люди. Коли ягель есть, весна в этом году не лютовала. Авось чего и накопаем.

— Слышал, Бамбук? Ради тебя весь север перероем, — усмехнулся Джон.

— Если доживём… — вошёл в пещеру Рэксволд. — У трупов ничего путного. Но есть какие-то татуировки: вроде пятна с глазами. Знаешь таких, Эрми? — он старательно делал вид, что ничего не произошло, словно не было никакой ссоры.

— Далеко забрались… — разглядывая петли, ответила та. — Это «Хранители берлоги». Восточный клан. Тут совсем не их территория. Хотя, может, всё давно поменялось…

— Суровые мужики были, с железными нервами. Я уж думал, мы подружимся, а они… — с сожалением, сквозь которое мерещилась ухмылка, ассасин расположился у костра.

— Нет никого суровее волхвов, — аккуратно смотав верёвку, дабы вновь не запуталась, Эрминия тоже подошла к огню.

— Ну-ка, ну-ка, — поднял на неё глаза Рэксволд. — Удиви меня.

— Да легко. Волхвы — единственные на севере, кто плюёт на лечение с высокой колокольни. Заштопать рваную рану? Хах. Они и зуб-то больной сроду не выдерут. Всё должно идти своим чередом. Выживет сильнейший. Ничего, окромя строганины, не жрут: только сырое мороженое мясо, порой даже с привкусом гнильцы, если туша весну помнит. Врагов у волхвов нет, но неугодных, своих ли, чужих ли, изводят самыми жестокими способами: растягивают смерть на часы, а то и дни. Женщины — отдельный разговор, — Рэксволда пронзил острый, как пика, взгляд: — Они для них лишь матки, которых за каждого младенца без яиц гнобят хуже лишайных шавок.

— Ну, — ассасин притворился, что не заметил акцента на последнем предложении, — по сравнению с такими укладами, лихой нрав остального Грондэнарка — мягкая постелька. А вообще, скажу я тебе, не запускали б зубы, были б добрее, — он подтащил Эрминию за штанину и бесцеремонно усадил себе на бёдра.

Северянка зыркнула на него совсем недобро, словно манул, встретивший человека на горной тропке, — Лайла замерла, а Джон даже прищурился: они оба уже представили, как стремительный локоть плющит нос Рэксволда. Однако опасность миновала. На лице Эрминии, скупой на улыбку и ласковой, будто полуторный меч, воцарилось привычное спокойствие, правда, с лёгким оттенком снисходительного одолжения.

— Зубы — дело такое… — следопыт ухватил за конец беседу, улетавшую вдаль праздничной ленточкой. — Когда ещё служил в легионе, был у нас свирепый боец. На тренировках нещадно лупил своих, в бою без раздумий пёр на любого врага. Так его и прозвали: «Даэн Сорвиголова». Одним днём ему щёку разнесло, точно он дырку в улье ей затыкал. Лекарь тогда у него изо рта четыре зуба чёрных надёргал. И всё. Как отрезало. Стал менее буйным, начал рот по утрам полоскать и зубы соломой начищать. Кто-то на своих ошибках учится, кто-то — на чужих. Меня к подобному отец быстро приучил: показал