Читать книгу "О чем поют птицы. Записки орнитолога о самых удивительных созданиях планеты - Грегуар Лоис"

разорении гнезд дроздовых тимелий, представителей семейства голубиных, утиных и фазановых», а также «реже в повреждении сельскохозяйственных культур (гороха и других овощеводческих культур), садов (фруктовых деревьев, в частности, косточковых) и виноградников».

Короче говоря, сороку убивают, потому что она иногда разоряет гнезда голубей, которых истребляют за то, что они пожирают посевы.

Взрослые дроздовые тимелии и представители семейства голубиных являются привычной пищей ястреба-тетеревятника и сокола-сапсана. Эти птицы-убийцы с клобучком на голове важно восседают на перчатке сокольника и являют собой привилегированный символ знати, признак богатства и власти в казахских и монгольских степях, в странах Ближнего Востока, а ранее и во всей Западной Европе. На самом деле это обычные члены птичьего сообщества, которые на воле, вне контроля сокольников, питаются другими видами птиц. Компания, в которой нашлось бы место и сороке, если ей, конечно, будет позволено жить своей жизнью.

Точно так же обыкновенная рыжая белка, или векша, входит в пищевой рацион лесной куницы, или желтодушки. При этом обе с удовольствием поедают яйца и птенцов различных представителей дроздовых и голубиных. Что касается представителей других семейств – утиных (гусей и уток) и фазановых (фазанов), – то они относятся к видам дичи, которая считается чем-то средним между дикой птицей и домашней.

Теперь о крякве. Во Франции в период охоты популяция ее диких сородичей сокращается более чем на миллион, а если быть более точным, то на 1,4 миллиона. Эти данные были опубликованы в докторской диссертации, защищенной в 2011 году Жосленом Шампаньоном (Jocelyn Champagnon), который насчитал около 100 000 гнездящихся пар диких крякв.

Что касается фазановых, ежегодно отстреливается более 3 миллионов особей. Традиции различных видов охоты на фазана сформировались еще во времена Древнего Рима, и хотя численность популяции диких фазанов оценивается в полмиллиона, количество птиц, которых ежегодно выпускают на волю, будет, по данным Национального управления охоты и дикой фауны, составлять около 10 миллионов.

Тогда возникает вопрос: зачем защищать эти виды от заложенного самой природой хищнического поведения сороки обыкновенной и почему она должна быть обречена на систематическое уничтожение? Первый ответ заключается в том, что охота является развлекательным мероприятием, и исключить сороку из списка так называемых вредителей значит лишить себя еще одного права на выстрел.

Но самое ужасное заключается в отношении к природе, которая, вероятно, должна подлежать контролю, управлению, освоению, сдерживанию и обузданию. И если это так, то живая природа может стать жертвой чьего-то злого умысла, целью которого является защита природы от самой себя.

Сорока – птица вороватая, болтливая и жадная. И поскольку она принадлежит к Империи зла, значит, ее нужно истреблять.

Очевидно, что с учетом изменений, произошедших за последние сто лет, есть все основания предполагать, что этот список так называемых вредных видов будет расширяться до тех пор, пока не останется ни одного существа, живущего в естественной среде.

Таким образом, мы должны приложить все усилия для отмены этого проклятого списка, направленного на уничтожение природы. Природы, которую мы так активно защищаем от самой себя и которая рискует в один далеко не прекрасный день стать немой, а мы глухими.

Глава 20

Белоголовый сип

В начале 1900-х годов мы с Анной регулярно отправляемся на несколько дней к моим родителям, которые незадолго до этого обосновались в Биаррице[35].

Мы исследуем сельскую местность и холмы Страны Басков у подножия Пиренеев. Покрытые орляком обыкновенным рощи, невысокие дубы, затаившиеся в полумраке и оттого похожие на каких-то чудовищ, – крепкие, как фундаменты соборных свай, широкие и высокие, с искривленными стволами, темные и вместе с тем внушающие доверие.

Мы просто гуляем без особой цели, сидим на сочной траве, а иногда можем там же и вздремнуть – разумеется, при отсутствии дождя или снега.

Во время одного из таких привалов мы, широко раскрыв глаза, наблюдаем за тем, как чуть ниже верхушки холма пролетают орел-карлик, ястреб-тетеревятник или красный коршун, издающий скрипящие звуки, как жесткий парус на ветру. Мрачный силуэт трехметровой ширины, словно зависший в воздухе, на мгновение заслоняет нам небо.

Мы покорены и одновременно поражены его равнодушием к нам. Мы не интересуем этого мудрого старика с лысой, сдвинутой назад и словно втянутой в плечи почти карикатурной головой и огромным сильным клювом, способным с одного удара пробить любую тушу; с большими куриными лапами и словно прихрамывающей, почти прыгающей походкой. Властитель неба в полете.

Воздух – это его стихия. Иногда ему трудно взлететь; но как только он поднимается в небо, то кажется, что он уже никогда не вернется на землю.

Ни одного движения, лишь свободное парение в тепловых потоках, расходящихся по огромной окружности и увлекающих его все выше и выше.

Белоголовый сип парит так низко, что, кажется, его можно коснуться рукой, даже не вставая с травы, на которой я лежу.

Гигантский мудрый хищник-падальщик семейства ястребиных. Глаза как черные бусины и словно ороговевший загнутый толстый клюв. Выраженные надбровные дуги, которые отсутствуют у стервятника обыкновенного и бородача-ягнятника, но имеются у черного грифа, придают ему серьезный и властный вид.

Сипы – настоящие падальщики, которые, собравшись в группы, питаются в основном тушами копытных – оленей, косуль, овец, коз или крупного рогатого скота.

По имеющимся оценкам, белоголовому сипу для выживания и размножения требуется около 300 килограммов падали в год, из которой он съедает лишь половину – остальное доедают другие.

В качестве примера возьмем овец. Учитывая их естественную смертность, для поддержания популяции в сто сипов требуется около 20 000 голов этого мелкого рогатого скота.

В 1983 году сипы почти исчезли из нашего региона, и только в Стране Басков еще сохранились несколько групп этих птиц. Это произошло в результате отравления или прямого уничтожения, а также голода, причиной которого является требование закапывать трупы павших овец, а не выбрасывать их в карстовые провалы и тем самым загрязнять реки, как это было раньше.

Они совершенно исчезли из Лозера еще сорок лет назад. Это два поколения.

В 1985 году я учусь во втором классе лицея в пригороде Парижа. Шумный, непоседливый и рассеянный, я провожу дни в поисках впечатлений. В этом возрасте легко состыковаться с кем-нибудь на большой перемене, за десять минут, перескакивая с одного на другое, обменяться мнениями о смысле жизни и разойтись, чтобы снова пересечься только в следующем году.

Такая встреча произошла у меня с одним парнем, имя которого я забыл. Его идеалом был Эварист Галуа[36]: два провала на вступительных