Читать книгу "Мормилай. Грёзы проклятых - Журкович Андрей"

отнять украденное, в крайнем случае проследить, куда неизвестные отправятся, если бы… я и правда служил дому Веленских. Понимая, какой компромат и сведения сегодня попали в руки заговорщиков, старающихся избавиться от Антони, я, наверное, впервые за многие дни улыбнулся.

«Чёрт, жаль, я не знаю, что было в письме, — размышлял я, бредя обратно в дом Веленских. — Но то, что я знаю о случившемся перехвате послания уже не мало. Скоро всё случится. Нужно ждать знака… Не знаю, что это будет, но следует держать ухо в остро… Вот-вот случится что-то очень важное для всех нас!».

По возвращении я явился к спальне Антони и осторожно постучал. Дверь тотчас отворилась. Веленский был в ночной сорочке. В правой руке он сжимал нацеленный на меня пистолет, а в левой свечу.

«Хоть что-то в голове зашевелилось, — мысленно хмыкнул я. — Только слишком поздно».

— Ты отнёс письмо? — спросил уставший, но всё ещё злой Антони.

Я кивнул.

— Тебя кто-нибудь видел?

Я хотел отрицательно помотать головой, как вдруг понял, что не могу. Шею будто свело судорогой, и я послушно кивнул ему.

— Как видел? — опешил Антони, чуть не выронив пистолет. — Кто тебя видел? — спросил он. — А, чёрт возьми… Тебя видел кто-то из дома Хшанских?

Я покачал головой в стороны.

— Кто-то с улицы видел, что ты к ним лазил?

Я кивнул. Антони задумчиво почесал затылок.

— Плевать, мало ли воры, — буркнул он, но подняв на меня взгляд, вдруг злобно сообщил. — Ты стал ошибаться, мормилай. Так не пойдёт, я накажу тебя, только придумаю, как!

Я не пошевелился, лишь глядел юноше в глаза отрешённо, словно не замечал ненависти, струящейся от его чёрного сердца.

— На место, падаль! — рявкнул он, захлопнув дверь перед моим носом.

«Очень унизительно, но не слишком конкретно. То, что надо».

Я вернулся в оружейную и принялся ждать. Дом медленно засыпал. Я слышал, как закончили работу кухарки, как конюх закрыл конюшню, как похрапывает в своей постели старая Сабина. Не слышно было только Антони. Он часто говорил во сне, но сейчас из его спальни не доносилось ни звука. Я ждал, не двигаясь, не спеша, зная, что должен ещё кое-что сделать сегодня. Дверь тихонько скрипнула. Агата протиснулась внутрь, поблёскивая глазами. В руке она несла огарок свечи, который бережно прикрывала ладонью, чтобы света едва хватало. Когда она подошла ко мне, я прижал указательный палец к губам. Она вопросительно уставилась на меня, чуть напугавшись. Лунный свет ложился на её нагие плечи. Я вдруг понял, что Агата надела новое платье.

«Ты прихорошилась… для свидания!».

В груди что-то ухнуло, будто бы пол уходил из-под ног, а я падал в бездну. Кажется, я даже покачнулся.

«Не время».

Агата непонимающе смотрела на меня, но выжидала продолжения. Вряд ли она умела читать, нужно было как-то передать ей, сообщить нечто важное. Взяв её за руку, я повёл женщину за собой. Мы медленно шли по дому, то замирая, то крадясь на цыпочках. Спустились на первый этаж, а затем дальше на кухню. Остановившись у входа в винный погреб, я обернулся к Агате. Она застыла, вглядываясь в моё лицо, в надежде понять. Я указал на замочную скважину, а затем изобразил, будто открываю дверцу.

— Ты хочешь открыть? — тихо спросила она. — Соскучился по вину? — Она улыбнулась.

Я замотал головой и снова повторил движение, будто поворачиваю ключ в замке, а затем указал на свою ладонь, подняв двумя пальцами невидимый предмет.

— Ключ? — догадалась Агата. — Тебе нужен ключ отсюда?

Я яростно закивал.

— Но зачем? — спросила она. — Ой… прости… Ах… Да как же это?

Она замялась, не зная, как задать вопрос.

— Ты хочешь завладеть ключом? — наконец прошептала Агата.

Я снова кивнул.

— Его носит при себе Войцех, он отпирает дверь днём, оставляя его Майе. А та запирает вечером, и возвращает ему.

Я указал на невидимый ключ, лежащий у меня на ладони, а затем на Агату, а после перевел палец на себя.

— Ты хочешь, чтобы я выкрала ключ и передала тебе, — поникшим голосом прошептала женщина.

«Умничка!».

— Майе очень попадёт, если она потеряет ключ, — подумав, сказала Агата. — Её могут лишить недельного жалования.

Я молчал, глядя на неё.

— Это же… очень надо, так? — тихо проговорила она, придвигаясь ближе ко мне.

Я кивнул и поцеловал её. Мои пальцы проникли в волосы Агаты, а губы принялись ласкать её шею и мочку уха.

— Достать… ключ… нужно завтра? — с придыханием шептала Агата.

Я снова кивнул.

— Я постараюсь, — пообещала она.

Мы поднялись обратно в оружейную. Лунный свет заливал зал мягким и холодным светом. Я сел, привалившись спиной к стене, так чтобы было видно небо. Агата встала передо мной и медленно стянула с себя платье. Она томно глядела на меня, а её глаза, как и всегда искрились озорными огоньками. Ей доставляло удовольствие стоять передо мной нагой. Такой, какой её не видел никто днём. Не прачкой. Желанной женщиной, свободной от замызганной одежонки и обязанностей. Агата бросилась в мои объятия, быстро дыша, словно хищная рысь, атаковавшая желанную добычу. Её движения были властными и даже немного грубыми. Она неотрывно смотрела в мои глаза и смеялась.

Затылок обожгло жаром, но я вовремя не придал этому значения. Я купался в нежности Агаты, отбросив весь проклятый мир прочь. Дверь распахнулась. На пороге стоял Антони, всё так же сжимая в одной руке пистолет, а в другой свечу. Увидев нас, он на миг остолбенел, не веря собственным глазам. Агата вскрикнула и принялась судорожно одеваться, безостановочно бубня:

— Простите, господин… Я уже ухожу, господин… Простите, господин…

— Подумать только, — злобно улыбаясь, медленно проговорил Антони. — Какая же ты шлюха, что додумалась трахаться с моим мертвецом! Даже и не знаю, смогу ли я носить одежду, которую ты стихаешь этими руками…

— Простите, господин… Прошу! Молю… Этого никогда не повторится!

— Заткнись, — хладнокровно прервал её Веленский. — Мне плевать на твои извинения.

Антони медленно шёл ко мне, поигрывая пистолетом.

— Одень это, — сказал он Агате, махнув оружием в мою сторону. — Не хочу смотреть на голую падаль, боюсь заснуть не смогу!

Агата тотчас повиновалась, одевая меня, боясь поднять взгляд. Когда она закончила, Антони мотнул подбородком на дверь.

— Прочь, — процедил