Читать книгу "Золотой идол викингов - Людмила Львовна Горелик"

уже больше недели со дня убийства.

Однажды вечером после работы к Вере пришел Толик Рассветов.

– Извини, Лопухова, – сказал он, – что без предупреждения. Но ведь у тебя телефона нет, как с тобой договоришься?.. Во дворе давно не встречаю, а посоветоваться с кем-то хочется.

Они впрямь не виделись больше недели.

Сели чай пить. Толик вначале мялся, не сразу приступил к делу. Про Надю спросил, как живет… посетовал, что редко он видит одноклассников. Вера ответила (она у сестры как раз накануне была). Потом Рассветов о своем деле заговорил:

– Понимаешь, тут Трапезников вернулся. Он мой сосед по подъезду, и, главное, мы на одном заводе работаем – на авиационном. Я программист, а он в цехе. Поэтому общаемся, отношения хорошие. У него жизнь непростая. Он ведь после смерти брата, по сути, две семьи тянет – один мужик что для своей семьи, что для детей Вениамина. Они живут все вместе, в одной квартире, так и жили сразу: коммуналка, но все родственники. А теперь Саша для них всех папа и кормилец – и для своих детей, и для племянников. Тяжело ему.

Вера сочувственно покачала головой. Действительно, тут и одну семью не прокормишь – вон Саша Надин сторожем дополнительно устроился, – а у Трапезникова две семьи на шее. Понятно теперь, почему он на том собрании так негодовал против сбора денег.

– И конечно, – продолжал Рассветов, – после его возвращения я к нему зашел – так, поддержать морально. А он посидеть предложил – за благополучное возвращение. Посидели, по двести граммов выпили… Он расчувствовался и говорит: «Ты представляешь: я ведь тогда, после собрания того, зашел к Соловьевой поговорить, объясниться… Я был убежден, что она выдумала эту историю про ограбление на пустом месте! Потому что не любит нас с братом с детства, мы ее в детстве дразнили – дураки ж еще были… А что к Ленусе за дефицитом как раз в тот день, когда ларек ограбили, ходили, я и забыл. Я, честно сказать, и не запомнил Светки тогда, в трамвае, поддатые мы с Венькой были… Когда она на меня наехала на собрании, вначале обиделся, а потом решил зайти, объясниться – чего ж она выдумывает, детские обиды вспоминает. Открыл дверь, а там такое… Вначале подумал, спит, что ли? И диван не разобрала… Подошел, а у нее лицо синее, и полоса на шее – видно, что задушена. Я испугался, конечно. Но «Скорую», если б была жива, я бы вызвал. Там видно было, что мертвая…»

Рассветов замолчал. Потом добавил неуверенно:

– Может, если б вызвал Сашка «Скорую», еще можно было бы ее спасти? Но я не стал говорить – он сам переживал сильно.

– Вряд ли, – покачала головой Вера. – Видно, уже нельзя было сделать ничего. Не береди ты душу.

– Как не бередить? Я после того все думаю – кто ж это мог? И вспомнил, что в вашем подъезде это не первое убийство. Два убийства в нашем доме на моей памяти, и оба в вашем подъезде!

– Ну да, Стелла, – кивнула Вера, – уже вспоминали. Это ж давно очень, но с детства в душу запало.

– И я помню. Хотя тоже небольшой еще был. Ты совсем маленькая, а нам с Надькой уже десять стукнуло. Запомнилось такое страшное происшествие.

Вера опять кивнула, на этот раз молча.

– И вот интересно мне стало про Стеллу подробнее узнать, про то убийство. Тогда ведь тоже не нашли преступника. А я программист, между прочим, неплохой. И на заводе у нас очень хороший компьютер, я с ним работаю. Ну, не буду подробности рассказывать – тем более, может, то закрытые сведения, а я залез… В общем, Стеллу тоже задушили. И подробности похожие. Почему в одном подъезде (и квартиры ведь в одном стояке, одинаковые!) с разницей почти в сорок лет два таких похожих преступления?

– Ну да, квартиры одинаковые были, – согласилась Вера. – Это уже после квартиру Стеллы соединили с боковой, и вход другой, теперь она в составе коммуналки… А раньше хоть и плохая, без прихожей и кухни, но все ж Стелла там одна жила…

– Да. И вот в обе эти нелепые квартиры, где живут одинокие женщины, заходит некто и совершенно одинаковым образом их душит. Случайное ли совпадение?

– Может быть, и случайное, – возразила Вера, – сорок лет же прошло… Это ж сколько тому первому преступнику сейчас?

– Да, я посчитал сразу все. Допустим, тогда ему было восемнадцать, как Стелле… А сейчас ему, значит, пятьдесят пять… Вполне еще может…

– Ну а какая причина? Должен ведь быть мотив…

– Именно насчет мотива я и стал думать. Что может объединять два отдаленных по времени преступления, кроме формы исполнения? Мотив. Я стал про Стеллу документы искать… Я ж мало вообще про нее знаю. Ну, видел, конечно, в детстве – очень симпатичная девушка, старше меня лет на восемь. Училась в пединституте, на историческом – все, что я про нее знал. Жила бедно, как все мы. За что ее могли убить? Мы, помнишь, тогда вообще дверей не запирали днем, брать было нечего ни у кого. Узнал вот что: уже после гибели Стеллы на нее был донос в НКВД!

– Ну и что? – пожала плечами Вера. – Это ж еще сталинские времена… Каких только не было доносов! Мы уж в перестройку всего начитались, не удивляемся… А откуда ты узнал?

– Это тебя не касается – с помощью ЭВМ, конечно. – Он запнулся, потом заговорил с энтузиазмом: – Понимаешь, уже два года назад у нас появилась так называемая Всемирная паутина. Там можно найти все!

И он стал рассказывать – с горящими глазами, но непонятно: какая-то сеть, домены, какие-то цифровые технологии…

Вера слушала и почти ничего не понимала.

Заметив это, он быстро завершил:

– В общем, не буду тебя загружать, но у меня технические возможности большие. А про Стеллу после ее смерти переписка была, переслали этот донос к ней на работу. Она лаборанткой в пединституте работала. Я к ним в архив влез.

Вера вытаращила глаза, представив, как взрослый солидный мужчина Толик Рассветов влезает в окно пединститута.

– Ну, виртуально, конечно, – пояснил он, проследив ее взгляд. – Не отвлекайся, Лопухова, вернемся к делу. Еще когда в школе училась, Стелла ходила в археологический кружок при Дворце пионеров. И туда же ходил Сергей Воробьев, он тоже в нашем дворе после войны некоторое время жил. Он переехал от нас с родителями еще в пятидесятом, квартиру отцу дали, отец был хоть небольшая, но шишка. Ты его, конечно, не помнишь. А я