Читать книгу "Ветер сулит бурю - Уолтер Мэккин"

запылал. Ему пришлось пробраться к еще одной низко растущей ветке, которую он заметил с той стороны дерева, что была подальше от костра. Один момент Мико колебался. Потом пошел. Он почувствовал, как что-то зашевелилось под босой ногой, наступил крепче и услышал, как пискнула раздавленная крыса. По животу у него поползли мурашки. Он нагнулся, подобрал один из двенадцати камней причудливой формы и метнул его. Снова раздался писк и отвратительный хлюпающий звук. Он добрался до ветки и потянул ее к себе. Она с треском обломилась, и он, пятясь, вернулся на свое место и бросил ее в костер. Питер и Туаки как одержимые хватали все, что под руку попадется, и, когда у Питера в руках оказался здоровенный сук, он нагнулся вперед и стал размахивать им, с омерзением прислушиваясь к начавшейся возне и писку. Все это время Томми сидел как изваяние.

— Ну-ка, — сказал Мико, улучив свободную минутку, — полезай ты на дерево, ради Бога!

Он нагнулся, обхватил совершенно одеревеневшего брата за ноги, приподнял, и Томми достаточно пришел в себя, чтобы ухватиться за ветку и влезть на дерево. Девочка оказалась рядом. Его горячая рука встретила ее холодную как лед руку и сжала ее. Трое оставшихся внизу раздобыли еще топлива, подложили его в костер, и пламя высоко взметнулось. Тогда Мико поднял Туаки и почти закинул его на дерево.

— Полезай, Питер, твоя очередь, — распорядился он.

Питер послушался, и тогда Мико, словно в припадке безумия, принялся швырять один за другим остальные камни, и снова поднялись возня и писк, и всего камней было одиннадцать, и на последнем он почувствовал, что сердце у него вот-вот разорвется, и тогда он повернулся и полез на дерево, и со всех сторон к нему протянулись руки и подхватили его.

Он посмотрел вниз. Костер ярко горел. Крысы окружили его кольцом. Мико смотрел и глазам своим не верил. Он все ждал, что сейчас услышит голос матери: «Это что еще за соня такая! Вставай поживей, в школу пора, а то получишь от Папаши палкой как следует!»

Там, куда падал свет от костра, видна была колышущаяся бурая масса тел, а иногда, когда две крысы вдруг сталкивались, вспыхивала белая полоска зубов, вонзаясь в чужой бок.

«Умирать буду, — сказал себе Мико, — а не поверю, что это и впрямь было».

Питер дотянулся до девочки, примостившейся на ветке у него над головой, и тихонько пожал ей ногу у щиколотки.

— Это все из-за меня, — прошептал он, — ты была права, не стоило трогать дерево.

— Нет, нет, что ты! — неистово зашептала она, зажимая себе рот рукой. Глаза у нее расширились, и лицо было бледное как бумага. — Ты тут ни при чем! Ты тут совсем ни при чем! Уверяю тебя!

Со своего места на дереве Мико продолжал подкидывать ветки в костер. То же самое делали Питер и Туаки. Даже Томми вышел из столбняка настолько, что тоже мог время от времени обламывать веточки и кидать их в огонь. Мико к тому же собрал все толстые сучья, какие только мог срезать, обстрогал их на скорую руку и, перегнувшись вниз, сбивал толстым концом тех крыс, которые обнаглели настолько, что, не побоявшись костра, пытались забраться на дерево.

Так тянулось целую вечность. А потом пошел дождь.

Сначала тихонько, как будто кто-то зашуршал бумажным пакетом, затем стали падать крупные капли. Боярышник прелестен весной, когда он весь в цвету, но всем известно, что под ним не укроешься от ветра и непогоды. Скоро они промокли до нитки. Вода стекала по волосам за шиворот.

Но дождь причинил и более серьезные неприятности: он начал тушить костер.

«Ну, кажется, дождались, — подумал Мико, крепче вцепившись в свою дубинку. — Когда костер погаснет, мы будем в темноте».

И вот пламя вспыхнуло в последний раз и исчезло.

Но с ним исчезли и крысы.

Они ушли так же бесшумно, как появились. Были — и не стало. Мико просто поверить этому не мог. Он прислушивался и не слышал шорохов. Он прислушивался и не слышал писка. Остальные тоже слушали.

Надо было собрать всю свою храбрость, чтобы спуститься с дерева, но Мико все же спустился. Он нащупывал ногой землю, а у самого внутри все сжалось в ожидании, что в ногу вот-вот алчно вонзятся белые зубы. Ноги его ступили на траву, и он пошарил ими вокруг и подождал — там ничего подозрительного не было, и он сделал два шага вперед.

Остальные затаив дыхание прильнули к дереву и прислушивались к каждому его движению. Он прошел дальше, нащупывая ногами землю и так вцепившись в палку, что сухожилия на руках чуть не лопались. Сделал шаг. Прислушался. Никакой возни, никаких звуков, кроме плеска волн да бормотанья дождя. Он дошел до берега, и вернулся обратно, и, чтобы рассеять все сомнения, снова поднялся на холм и спустился к противоположному берегу. Но вокруг не было никого.

Они слезли с дерева и пробрались к дамбе. В темноте можно было различить только мокрые камни, да и то не больше чем на ярд впереди.

Они прошли дамбу. Питер не выпускал руки девочки. Мико шел впереди, а за ним, вцепившись в его фуфайку, шел Туаки. А Томми держался за Туаки, а девочка за Томми, и за руку ее держал Питер. И таким образом они добрались до берега и, придя туда, сели на мокрую траву и положили усталые головы на руки. И кто-то заплакал. Это был Томми. Самые настоящие слезы катились у него из глаз, и слышно было что-то похожее на рыданья.

— О Господи, — все повторял он, — какой ужас, какой ужас! Никогда этого не забуду.

Мико подошел, и опустился рядом с ним на колено, и положил большую руку ему на плечо, и поглаживал его.

— Ну полно, Томми, все прошло. Скоро мы будем дома.

И они повернули на запад и оставили позади остров, который теперь никто из них больше никогда не увидит, но и ее забудет никогда. А чуть позади острова в небе появилась бледная полоска приближающегося дождливого рассвета, и на ее фоне выступил причудливый искривленный силуэт поруганного дерева, которое, казалось, грозило им вслед кулаком.