Читать книгу "Смысл ночи - Майкл Кокс"

Конечно же, мальчик ответил утвердительно. А потом миссис Даунт поведала о чудесах Эвенвуда.

— А трубы там есть? — спросил Феб.

— Да, дорогой, но только не такие грязные и мерзкие, как в Миллхеде.

— И мой дядя Тансор — большой человек?

— Да, — задумчиво промолвила мачеха, устремив взгляд на черную долину. — Он очень большой человек.

В условленный срок они отправили все имущество и домашний скарб на юг, и пасторский дом с закрытыми ставнями и запертыми дверями остался пустовать на открытом всем ветрам холме. Я словно воочию вижу, как доктор Даунт с облегчением откинулся на спинку сиденья, когда пролетка с грохотом покатила прочь от мрачного дома, закрыл глаза и мысленно вознес благодарственную молитву Господу. Наконец-то избавление пришло.

10. In Arcadia[47]

Таким образом семейство Даунтов перебралось в Эвенвуд — место, с которым некогда были связаны все мои надежды и честолюбивые устремления.

Новая должность полностью устраивала доктора Даунта. Имея жалованье в четыреста фунтов в год плюс сто фунтов ежегодного дохода с церковных земель, теперь он держал выезд и хороший стол и занял в округе весьма солидное положение. Забыв о тяготах миллхедской жизни, доктор Даунт нашел покой и довольство в солнечной гавани Эвенвуда.

Просторный и светлый пасторат (бывший дом пребендария) располагался посреди ухоженного сада, за которым простирались живописные луга, спускавшиеся к реке, а за рекой темнел манящий густой лес. Значительную часть работы — какая вообще имелась в маленьком процветающем нортгемптонширском приходе — охотно брал на себя викарий, мистер Сэмюэл Тайди, суетливый молодой человек, испытывавший глубокий трепет перед доктором Даунтом (и еще глубочайший — перед его супругой). Лорд Тансор не обременял поручениями своего пастора, и последний легко справлялся с немногочисленными обязанностями, на него возложенными. Вскоре у преподобного появилось достаточно свободного времени и более чем достаточно доходов, чтобы посвятить досуг интеллектуальным и богословским интересам, о чем он страстно мечтал в Миллхеде, — и он не видел причины, почему так и не поступить.

Его жена почти сразу по переезде принялась налаживать по возможности тесные связи между пасторатом и усадьбой. Безусловно, родство с семейством Дюпоров давало ей известные привилегии, и она ловко их использовала к своей выгоде. Она быстро стала для лорда Тансора такой же незаменимой, какой в свое время сделалась для доктора Даунта, потерявшего первую жену. Она охотно оказывала любые услуги и даже слышать не желала о том, чтобы его светлость испытывал хоть какие-то неудобства, пусть даже самые незначительные. Естественно, сама она никакой черной работой не занималась, а обнаруживала весьма полезную способность перекладывать все на плечи других людей. Уже очень скоро она досконально знала домашние порядки, установленные у лорда Тансора, и начала заправлять хозяйственными делами со сноровкой, достойной всяческого восхищения. Прислуга при этом не выражала ни малейшего недовольства; напротив, все челядинцы обоих полов — включая даже Крэншоу, старого дворецкого его светлости, — подчинялись распоряжениям миссис Даунт, как бывалые солдаты подчиняются приказам любимого генерала. Она и вправду проявила столько такта и непринужденного обаяния, исподволь забирая в свои руки управление всеми домашними делами, что никого ни в малой мере не возмутило поведение, которое в любом другом случае сочли бы наглостью чистой воды.

Лорд Тансор был премного доволен деятельным уважением и хозяйственными услугами своей троюродной сестры, которую он едва знал до ее замужества с пастором, но теперь считал истинным украшением эвенвудского общества. Миссис Даунт пустила в ход все свои дипломатические таланты, чтобы добиться расположения мягкосердечной леди Тансор, и последняя, нисколько не обиженная и не возмущенная быстрым захватом влияния в своем доме дальней родственницей, прониклась к ней душевной благодарностью за то, что она освободила ее от обременительных домашних обязанностей.

Таким образом, доктор Даунт с женой достигли завидного благосостояния и высокого положения в эвенвудской округе. И конечно же, было вполне простительно, если миссис Даунт, мысленно обозревая плоды своих трудов, порой позволяла себе удовлетворенно улыбнуться. Однако, добившись своей цели, она открыла настоящий ларец Пандоры, что имело самые непредвиденные последствия.

Мне нравится представлять, как доктор Даунт, всегда пользовавшийся искренним моим уважением, входит в свой кабинет утром — скажем, погожим утром в августе 1830 года — и распахивает окна в залитый сиянием пробуждающийся мир с видом человека, чрезвычайно довольного своей участью.

Посмотрите на него сейчас, этим воображаемым утром. Час ранний, солнце только-только взошло над горизонтом, и даже слуг еще не слышно. Пастор находится в прекрасном расположении духа и тихо напевает веселый мотивчик, с наслаждением подставляя лицо прохладному благоуханному воздуху, втекающему в окно из сада. Отвернувшись от окна, он обводит комнату довольным и гордым взором.

Как я самолично видел в свое время, вдоль всех стен здесь тянутся высокие, от пола до потолка, стеллажи, тесно заставленные книгами. Одинаковые толстые тетради (надписанные и разложенные по темам) и бумаги (разобранные и снабженные пояснительными пометками) лежат стопками на массивном столе, вместе с изрядным запасом письменных принадлежностей; там же стоит букет августовских цветов, который ежедневно меняет жена. Безупречный порядок, уют и удобство — все как он любит.

Доктор Даунт стоит у стола, любовно озирая свою библиотеку. В нише в дальней стене теснятся труды Отцов Церкви — преподобный находит глазами знакомые тома Евсевия, святого Амвросия (особо ценное издание: Париж, 1586), Иринея Лионского, Тертуллиана и Иоанна Златоуста. В изукрашенном резьбой застекленном шкафчике у двери хранятся комментарии к Библии, сочинения европейских реформаторов и заветное издание Антверпенской Полиглотты,[48]а по сторонам от камина выстроены рядами книги классических авторов — к ним доктор Даунт издавна питает страсть.

Но это не обычное утро. Это рассвет нового дня в прямом и переносном смысле слова, ибо доктору Даунту предстоит исключительно важное дело, благодаря которому, если Богу будет угодно, окончательно станет ясно, что он нисколько не прогадал, приняв решение покинуть университет.

Накануне вечером от лорда Тансора пришла записка с вопросом, не соблаговолит ли уважаемый пастор зайти к нему в ближайшее удобное для него время. Вчера, правду сказать, время было неудобное: раньше днем доктор Даунт ездил по делам в Питерборо и на обратном пути последние четыре мили прошел пешком, поскольку лошадь потеряла подкову. Он притащился домой разгоряченный, усталый, раздраженный и едва успел снять сапоги, когда в дверь постучал слуга лорда Тансора. Но на приглашение из усадьбы непросто ответить отказом — тем паче ссылаясь на стертые ноги и неподобающий потный вид.