Читать книгу "Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2 - Саша Токсик"

волнения.

— Да вы чего?! — вертит башкой Серёга, спьяну потерявший берега. — Они наших баб увели, а вы с ними разговоры разговариваете?! Вот этот козлина на меня напал со спины, по подлому! — он тычет в меня пальцем.

— Ты что-то путаешь, Серый, — презрительно фыркает Юлька. — Наоборот всё было. Ты на него сзади набросился, и собственных ногах запутался.

Знакомые другой версии событий "старшаки" удивлённо смотрит на меня.

— Надо же, Алик, — подаёт голос Степанов, — а ты чего даже не рассказал, что схлестнулся с кем-то. Скромничаешь…

— Да не о чем рассказывать, — отвечаю. — Он сам споткнулся. Плохому танцору всегда яйца мешают.

Николай ржёт как конь. Девчонки тоже улыбаются. Наша уверенность передаётся им.

Физиономию археолога Серёжи перекашивает. Он замахивается своим дрыном и внезапно бьёт не меня, а Степанова.

Поступок не самый глупый. Если драка завяжется, остальным "слонам" придётся участвовать. Отсидеться в стороне не получится.

Степанов — самый крупный и опасный противник. Его лучше вывести из строя первым. Без него у нас с Женьком шансов не будет. Но кое-что "старшак" не учитывает.

Бывший десантник легко уклоняется в сторону и подбивает Серёже опорную ногу. Пьяный археолог с матом улетает в кусты. Жердь остаётся в руках у Николая.

ХРЯСЬ! Тот ломает её на две половинки. Что характерно — лбом.

— Так мы пойдём? — говорит очкастый. — Нам пора, у нас ужин скоро. Остальные быстро-быстро кивают.

— Идите, — показываю взглядом на черенки от лопат у них в руках, — а то копать будет нечем, он у нас такой товарищ… если что начнет ломать, уже не остановится.

Первой не выдерживает Юлька. Она глядит на охреневших "старшаков" и закатывается хохотом. К ней звонко присоединяется Надя, а потом начинает тоненько хихикать Татьяна.

Напряжение недавней ситуации выливается у девчонок в громкий и неконтролируемый ржач. Николай смущённо улыбается. Таня обнимает его и целует в щеку. "Слоны" обтекают, словно на них вылили по ведру воды.

— За собой приберите, — говорит Николай.

Он кивает на Серёжу, который продолжает изображать из себя кучу тряпья.

— Стоп, — говорит Женёк, — он девушку оскорбил.

— Верно, — соглашаюсь, — пускай извиняется.

— Да пошли вы! — не спешит вставать Серёжа.

Лежачего ведь не бьют.

— Он не хотел, — подаёт голос один из археологов, пухлый и щекастый. — Погорячился просто.

На голове у него панама, свёрнутая из газеты. Сейчас заметно, что вид у "старшаков" не агрессивный, а скорее нелепый. Тельняшки или застиранные "олимпийки", растянутые треники, стоптанные кеды. Похожи на сильно похмельных оборванцев.

Такое чувство, что они кинулись к нам впопыхах, "своих девчонок спасать". Кто-то их явно накрутил.

— Погорячился? — подмигиваю Коле, — значит надо остудить.

До того не сразу, но доходит моя идея. Он хватает придурка под руки, я ловлю брыкающиеся ноги и мы тащим его к реке.

— Нет…отпустите! — вопит резко очнувшийся Серый, — гады!.. я на вас в милицию заявлю!.. я плавать не умею!

Бултых!!!

Археолог грузно шлёпается в затон. Нас окатывает брызгами с головы до ног. Серый обтекая встаёт. Глубина по пояс.

— Заявляй, — складывает руки на груди Николай, — Младший лейтенант Степанов. Радуйся, что я не при исполнении, дятел.

— Экспресс-вытрезвитель в полевых условиях, — добавляю. — Наша служба и опасна и трудна…

— Не примазывайся, журналюга, — гордо заявляет Степанов.

— Он нормальный, вообще-то, — подходит к нам очкастый, — Только вспыльчивый очень. Да и Юлька ему нравится сильно… а она такая… вчера с ним, а сегодня…

— Она девушка свободная, — говорю, — сама решает с кем время проводить. А он вас в очень дерьмовое дело втравил по своей дури.

— Да понятно, — он мнётся и протягивает руку, — Витька.

За ним подходят остальные. Знакомимся. Интересно, кто из них на гитаре играет, а кто Союз объездил?

— А ты правда в милиции работаешь? — спрашивает один.

— Работаю, — говорит Николай, — и за Отелло своим присмотрите. Если он слова к Юльке полезет…

— Башку отшибу, — хмуро вставляет Жендос.

Он переживает, что не смог лично покарать обидчика девушки, которую уже считает своей. Эх, Женька… Женька… Твоя она ровно до того момента, как не найдётся другой, у которого будет шашлык вкуснее.

— Горит! — я с воплем кидаюсь к мангалу.

Оставленные на произвол судьбы угли прорастают весёлыми язычками пламени. Отчаянно лью на них водой из кружки. Пар идёт столбом!

— Женёк блин! — возмущаюсь, — ты же должен был следить.

— Так ведь тут такое…

— Что?! Они уйдут, а мясо останется.

Археологи, глотая слюну, удаляются в лес. Никто их, естественно, угощать не собирается, несмотря на примирение и их робкие намёки.

Мясо всё равно успевает подсохнуть и чуть подгореть с одного края, но кроме, меня это никого не огорчает. Под "Куба либре" оно идёт на ура. Рома в этот раз в стаканах больше, чтобы смыть осадок от неприятного визита.

— Нормальное мясо, ты чего! — перемалывает куски словно жерновами Николай. — Я такого вкусного в жизни не ел. Хорошо, только мало.

Надя выбирает нарочно самый мягкий кусочек, убирает с него все угольки и кормит меня с рук.

— Правильно, — глядит на это Юлька, — пусть не ворчит.

Первый заход улетает, едва мы садимся у разложенной на земле скатерти. От еды клонит в сон, но я это тут же пресекаю.

— Так, — хлопаю в ладоши, — физкульт-минутка. Николай, где у тебя мяч?

Самое худшее на природе, это "закиснуть" или вообще уснуть. Встаёшь потом с больной головой и без всякого праздника. Вместо этого отправляю девчонок играть в вышибалы и в "картошку". Младлей руководит процессом с исключительным удовольствием.

Мы с Женькой остаёмся у мангала. Второй заход я никому не позволю испортить.

— Сам себе завидую, — говорит Жендос, глядя на попки девушек, которые азартно борются за мяч. — Кажется, что счас проснусь, и это всё закончится.

— Человек создан для счастья, как птица для полёта, — глубокомысленно сообщаю я.

— Ты пьяный, что ли? — косится он.

Не могу сказать, пьян я сейчас или нет. Одно понимаю точно. Я, наконец, почувствовал этот мир своим.

— Просто весело, — говорю, — настроение хорошее.

— Как думаешь, я ей нравлюсь? — решается Женёк.

— Конечно, — киваю как