Читать книгу "Цветы зла - Шарль Бодлер"

Как негры черные, склонясь к твоим ногам,

Толпы покорные восторженных поэтов

Сложили б тысячи и тысячи сонетов.

LXII

MOESTA ET ERRABUNDA[66]

Ты ночною порой улетала ль, Агата[67],

Из нечистого моря столицы больной

В бездну моря иного, что блеском богато,

Ослепляя лазурной своей глубиной?

Ты ночною порой улетала ль, Агата?

Исцели наше сердце от горьких забот,

Ты, зловеще ревущая ширь океана,

Сочетая журчанье певучее вод

С воем ветра, как с рокотом грозным органа!

Исцели наше сердце от горьких забот!

На колесах вагона, на крыльях фрегата

Я умчусь от нечистых, беспомощных слез;

Шепот сердца больного ты слышишь, Агата:

— Прочь от мук, преступлений, безрадостных грез

На колесах вагона, на крыльях фрегата!

Но далек бесконечно наш рай благовонный,

Где не меркнут в лазури утехи любви,

Где наш дух, совершенством мечты умиленный,

Чистой страсти омоют живые струи!

Но далек бесконечно наш рай благовонный!

Рай зеленый, что полон ребяческих снов, —

Поцелуи, гирлянды, напевы, улыбки,

Опьяняющий вечер во мраке лесов,

За холмами, вдали трепетание скрипки —

Рай зеленый, что полон ребяческих снов!..

Рай невинности, царство мечты затаенной,

Неужели ты дальше от нас, чем Китай?

Жалкий крик не вернет этот рай благовонный,

Не вернут серебристые звуки наш рай,

Рай невинности, царство мечты затаенной!

LXIII

ВЫХОДЕЦ[68]

Падший дух с желтым блеском зрачков,

Я вернусь к ней в остывший альков,

И с толпою полночных теней

Я приникну невидимо к ней!

Я пошлю ей среди тишины

Поцелуи холодной луны

И, ласкаясь, царицу мою,

Как могилу — змея, обовью!

А лишь ночь свой поднимет покров,

Опустеет твой душный альков,

Будет веять в нем холод дневной.

Так не шепотом нежных речей

Я весной завладею твоей,

А ужасной, ужасной мечтой!

LXIV

ОСЕННИЙ СОНЕТ

Твой взор мне говорит кристальной чистотой:

«О, чем твой странный вкус во мне пленяться может?»

— Люби, безмолвствуя! Мне сердце все тревожит;

Пленен я древнею, животной простотой.

Тебе, чья ласка снов сзывает длинный строй,

Ни тайну адскую, что вечно душу гложет,

Ни сказку черную душа в ответ не сложит.

Я презираю страсть, кляну рассудок свой!

Люби бестрепетно! В засаде темной скрыта,

Уже сгибает Страсть неотразимый лук.

Мне памятна еще ее проклятий свита,

Старинный арсенал безумств, грехов и мук!

Как два осенние луча, мы вместе слиты,

Я с нежной белизной холодной Маргариты.

LXV

ПЕЧАЛЬ ЛУНЫ

Сегодня вечером, полна истомы нежной,

Луна не может спать; не так ли, в забытьи

Лаская контуры грудей рукой небрежной,

Томится девушка, тоскуя о любви.

Луна покоится среди лавин атласных,

Но, в долгий обморок меж них погружена,

Все бродит взорами в толпе теней неясных,

Чьих белых венчиков лазурь еще полна.

Когда ж на землю к нам с небес она уронит

Украдкою слезу, ее возьмет поэт

И на груди своей молитвенно схоронит

Опал, где радуги мерцает бледный свет;

Презрев покой и сон, он скроет, вдохновенный,

От Солнца жадного осколок драгоценный.

LXVI

КОШКИ

Чета любовников в часы живой беседы,

Задумчивый мудрец в дни строгого труда

Равно взлюбили вас: вы — тоже домоседы,

Вы также нежитесь и зябнете всегда!

И вы — друзья наук и наслаждений страстных;

Вас манит страшный мрак, вас нежит тишина;

Эреб[69]запряг бы вас в своих путях ужасных —

Но вам в удел рабов покорность не дана.

Перенимаете вы позы сфинксов длинных,

Недвижно грезящих среди песков пустынных,

Навек забывшихся в одном безбрежном сне.

Сноп искр магических у вас в спине пушистой;

В мистических зрачках, чуть искрясь в глубине,

Песчинок тонких рой играет золотистый.

LXVII

СОВЫ

Где тисы стелют мрак суровый,

Как идолы, за рядом ряд,

Вперяя в сумрак красный взгляд,

Сидят и размышляют совы.

Они недвижно будут так

Сидеть и ждать тот час унылый,

Когда восстанет с прежней силой

И солнце опрокинет мрак.

Их поза — мудрым указанье

Презреть движение навек:

Всегда потерпит наказанье

Влюбленный в тени человек,

Едва, исполненный смятений,

Он выступит на миг из тени!

LXVIII

ТРУБКА

Я — трубка старого поэта;

Мой кафрский, абиссинский вид,

Как любит он курить, про это

Без слов понятно говорит.

Утешить друга я желаю,

Когда тоска в его душе:

Как печь в убогом шалаше,

Что варит ужин, я пылаю,

Сплетаю голубую сеть,

Ртом дым и пламя источаю

И нежно дух его качаю;

Мне сладко сердце в нем согреть

И дух, измученный тоскою,

Вернуть к блаженству и покою.