Читать книгу "Бандит по особым поручениям - Борис Седов"

Он прислушался к разговору и понял, что развязка наступит если не через минуту, то через две точно. Причем события развивались таким образом, что скоро нужно будет искать пространство, где не смогут пронзить пули или проткнуть ножи. Кавказцы, да без ножей? Ха… Будь они хоть с пулеметами, в штанах обязательно хранится нож.

Прицелившись в дальний угол, местом исчезновения из зала он выбрал дверь, ведущую на кухню. «Девятка» стоит у кабака, но вот ключи, к сожалению, у одного из бычков. Сколько нужно времени, чтобы сломать замок зажигания? Минуты хватит. А вот на белоснежной скатерти и предмет, которым он будет ковырять замок. Тупорылые щипцы для ломки лобстерного панциря.

Между тем разговор за главным столиком продолжался.

– А то, что какой-то чушкан с мойки начинает вдруг в баре пушиться да под общую тему косить – это, Халва, не привычка! Это стрем, за который обязательно придется отвечать. Поэтому я еще раз спрашиваю тебя, Халва, ты понимаешь, с кем сейчас разговариваешь? Ты не пьян?

– Я понимаю. Ну а ты-то понимаешь, с кем ты разговариваешь?

– Да, знаю. Вот, смотри сюда, – русич поднял со стола колоду и стал тасовать в руке карты, как в миксере. – Вот это – жизнь, Халва. И я в ней – ничтожество. Она меня крутит, вертит, ломает, через конец перебрасывает, с дамой сводит… Потом, видишь, разъединяет, снова бросает, дальняя дорога, казенный дом, напрасные хлопоты, вальты – суки вислоухие, торчат на дороге, как пни…

Он работал с колодой так, что его движениями залюбовался даже Андрей Петрович. По молодости, во время первой отсидки, он знал одного «кагалу», но по сравнению с «работой» этого статного светловолосого парня тот был просто стажер.

– Вот так она меня крутит, Халва! Вот так, вот так… Но я все равно остаюсь тем, кем был раньше и кем буду потом!

После удара о столешницу колода подскочила и выбросила из себя одну-единственную карту. Карта отлетела в сторону и упала, перевернувшись крапом вниз.

Взору Мартынова предстал король черви.

– А ты, Халва… Ты только вчера сменил масть рыночного цветочника на твидовый пиджак и носишь его летом! Ты смотришь в бездну, не догадываясь, что это бездна смотрит на тебя. – Светловолосый сделал несколько характерных пихательных движений половинками карт друг в друга. – И жизнь твоя вот так же тасуется! Какой пиджак на тебя ни натяни и как тебя ни крути, масть у тебя одна и та же!!

Хлопок – и на стол, крапом вниз, упала еще одна игральная карта.

Уперев в нее взгляд, Мартынов понял, что из той минуты, которую он себе выделил, осталась секунда.

Перед носом кавказца лежала шестерка треф.

– Шакал!.. – взревел кавказец и грудью рванулся на стол…

Грохот выстрелов, мелькание теней перед глазами и режущие слух крики…

Все это было потом.

Спустя секунду после того, как дернулся рукав спортивной куртки светловолосого. Никто не смог поймать это движение. И вряд ли кто-то вокруг даже догадался о том, что за тысячные доли секунды тот смог сделать.

Мартынов знал, что может сделать зажатая между пальцами отточенная до остроты бритвенного лезвия пластиковая карта…

Кровь резким шипящим фонтаном вырвалась из горла кавказца, и он, вскочив со стула, теперь пытался зажать ее руками. Шок, во время которого человек начинает делать самые глупые в своей жизни движения…

Он вертелся, как юла, забрызгивая кровью и своих, и чужих. – Вай! Кху!..

Кавказцы повскакивали с мест и сунули руки за отвороты огромных пиджаков, но это нужно было делать несколькими мгновениями раньше…

Мартынов сидел как завороженный, несмотря на то что еще совсем недавно знал, что нужно делать. Пара кроссов в челюсти стоящих рядом бычков и нырок в кухню. А там пусть попробуют его поймать…

Но он сидел и смотрел, как один из напарников светловолосого, широко размахнувшись, запустил один из шаров в голову ближайшего кавказца. Удар на встречном курсе был такой силы, что у того мгновенно подкосились ноги. То же применение получили и два остальных шара. Короткий выброс рукава спортивной куртки – и на пол валится второй, третий…

И в этот момент Мартынов вспомнил тех, о ком вспоминал все это время. С той самой секунды, как его втолкнули в зал, он увидел за столиком двоих и мучительно соображал, где и при каких обстоятельствах он мог встречать их раньше.

И теперь вспомнил. Вчера днем он разговаривал с ними в ресторане гостиницы «Центральная».

Между тем светловолосый выдернул из-под мышки падающего на пол с перерезанным горлом кавказца пистолет и трижды нажал на спуск.

Грохот, грохот, мат, гортанные крики, режущая глаза пороховая гарь и запах, как в мясной лавке Дика Фримена на 122-й стрит…

Светловолосый, дав знак своим друзьям не приближаться, сделал шаг к троим кавказцам, которые предпринимали все усилия, чтобы покинуть ресторан, и, не опуская пистолет, продолжал нажимать на спуск.

Этот пистолет был хорошо знаком Мартынову. «Беретта» калибром девять миллиметров, с магазином емкостью в пятнадцать патронов, продается в любом оружейном магазине Вегаса. Четыреста восемьдесят долларов – в магазине, с разрешением, триста – рядом с магазином, за углом, без разрешения.

И наступила тишина. Все затихло за мгновение до того, как на кафельный пол ресторана упала последняя, отраженная из патронника гильза.

Дзинь-дзинь… Гильза подкатилась к луже, наплывшей из горла умершего кавказца. Его лакированные туфли дергались, как оторванные злой рукой и брошенные на землю ножки кузнечика.

Обтерев пистолет с отскочившим назад затвором о хрустящую салфетку, светловолосый вложил «беретту» в ладонь черного авторитета, а причинившую ему смерть бубновую десятку бросил неподалеку.

Пока светловолосый протирал остальные карты из колоды, его люди ходили по залу, вынимали из рук и карманов южан пистолеты и без разбору, не выбирая, разряжали их магазины в трупы. Двое из них при этом глухо матерились и зажимали на теле пустяковые огнестрельные ранения.

Между тем Мартынов начал задыхаться от едкого воздуха. После Хатанги пришлось лечить легкие сначала в рязанском туберкулезном диспансере, а потом восстанавливать здоровье после рязанского лечения в Майами. И сейчас, надышавшись сгоревшим порохом, Мартынов почувствовал забытое жжение в груди и холодок в ладонях.

«Мурка, Маруся Климова, прости любимова»…

Андрей Петрович машинально повернул голову.

На сцене как ни в чем не бывало продолжала петь та же самая красавица.

Сыщику показалось, что он видит какой-то дурной сон. Она что, пела здесь все это время?..

Здесь, где пахло порохом, на полу валялись трупы, пахло кровью и водкой. Почему водкой?

Споласкивая руки из графина со стоящего рядом столика, светловолосый, не поворачивая головы, громко спросил: