Читать книгу "Вьетнам. История трагедии. 1945–1975 - Макс Хейстингс"

Один ротный командир продолжал корректировать огневую поддержку, даже когда в траншею ворвались вьетминевцы: «Право 100… ближе 100… ближе 50… Огонь на меня! Вьеты над нами!» После этого голос замолк; в эфире остался лишь треск атмосферных помех. Подполковник Гоше, который в письме жене мрачно пошутил, что он и его товарищи «предназначены для жертвоприношения», был смертельно ранен. Ланглэ получил приказ взять командование на себя, но у него не было ни телефонной, ни радиосвязи. Вскоре после полуночи вьетминевцы захватили укрепление «Беатрис», убив более ста защитников и взяв в плен в два раза больше, большинство — ранеными. Ускользнуть удалось всего сотне человек во главе с сержант-майором. Когда 14 марта в 06:18 наступил рассвет, над полем боя повисла жуткая тишина, которую нарушал лишь шелест моросящего дождя, постепенно перешедшего в ливень. Гарнизонные медики, потирая глаза и валясь с ног от усталости, выходили из своего душного блиндажа после ночи непрерывных операций: 10 ранений в грудь, 10 в живот, 2 в голову, 15 переломов и 14 ампутаций. Повсюду валялись обломки, стояли черные сгоревшие остовы автомобилей, самолетов и военной техники. Французская авиация начала запоздалую и бесполезную воздушную атаку на позиции вьетминевцев.

Вскоре на «Доминик» прибыл раненый французский лейтенант Фредерик Турпин с захваченной высоты «Беатрис» с предложением от вьетминевцев объявить временное прекращение огня для эвакуации раненных. Штаб Коньи дал добро. Это был хитрый психологический ход со стороны Зяпа, который таким образом переложил ответственность за восемь тяжелораненых на французов и заставил признать локальную победу вьетминевской армии. Турпину посчастливилось вместе с другими ранеными улететь в Ханой. Что касается оставшихся, то Пьер Роколь так писал об этом: «Те, кто не был задействован на боевом дежурстве, словно пребывали в ступоре. Офицеры и солдаты не переставали задавать себе вопрос: „Как вьетминевцы сумели так легко одолеть батальон Иностранного легиона?“»[85] В ответ Коньи решил укрепить гарнизон, направив туда еще один батальон парашютистов.

Между тем Зяп приготовился повторить свой успех на укреплении «Габриель» в северном секторе, которое оборонял батальон 7-го полка Алжирских стрелков. 14 марта в 18:00, когда алжирцы ужинали в ожидании неспокойной ночи, пехота 308-й дивизии Вьетминя бросилась на штурм. Ожесточенная битва продолжалась до поздней ночи, под вспышками осветительных ракет, которые сбрасывал курсировавший в небе «Дакота». В течение нескольких часов защитникам удавалось удерживать свои позиции при поддержке французской артиллерии, выкашивавшей ряды вьетминевской пехоты. Но в 03:30 ночи вьетминевцы возобновили артобстрел и разрушили командный пункт, убив или ранив большинство тех, кто в нем находился. Де Кастри приказал на рассвете начать контратаку, и оборонявшиеся офицеры были воодушевлены сообщениями о том, что подразделения парашютистов и танки стягиваются на исходные позиции. Но с алжирцев было достаточно. 15 марта в 07:00 на гребне высоты «Габриэль» появились первые вьетминевские солдаты. Стрелки, включая роту, которая до сих пор не участвовала в сражении, выскочили из окопов и врассыпную бросились бежать с холма. Солдаты Зяпа захватили укрепление, взяв в плен 350 алжирцев, включая контуженного командира батальона, и обнаружив в окопах 80 трупов. Недавно прибывший в Дьенбьенфу вьетнамский батальон был отправлен контратаковать, но, столкнувшись с заградительным артиллерийским огнем на открытой местности, дрогнул; когда в лагере появились бежавшие с позиций алжирские стрелки, наступление было прекращено.

Столкнувшись со вторым поражением за сутки, французское командование решило возложить всю вину на своих офицеров. В письме маршалу Жуэну в Париж Наварр заявил, что «пораженческие настроения в наибольшей степени охватили тех командиров, которые ранее выказывали высокую уверенность (в некотором роде даже чрезмерную) и в целом склонны метаться от одной крайности к другой»[86]. Генерал отправил в Дьенбьенфу двух полковников-добровольцев на замену погибших. Смирившись с безуспешными попытками французской авиации прервать маршруты снабжения Зяпа, Наварр предложил нелепую идею: засеивать над джунглями дождевые облака, чтобы затопить коммунистов[87].

В лагере несколько штабных офицеров де Кастри стали жертвами нервных расстройств: начальник штаба неподвижно сидел в своем блиндаже, отказываясь снимать каску. Де Кастри был опытным командиром, но ему не хватало лидерских качеств: вместо того чтобы поднять боевой дух своих людей пламенной речью или товарищеской поддержкой, он, казалось, смирился с неизбежным поражением. Вьетминевцы сосредоточили огонь своих гаубиц на французской артиллерии, которая несла тяжелый урон: расчеты 155-мм орудий потеряли треть своих людей убитыми или ранеными, а расчеты 120-мм минометов — более половины. К третьему дню сражения была израсходована половина из имевшихся в гарнизоне 27 000 снарядов. Лишившись передовых наблюдательных пунктов, артиллеристы были вынуждены вести огонь почти вслепую, ориентируясь по аэрофотоснимкам вьетминевских позиций, которые печатались в Ханое и сбрасывались в лагерь на парашютах.

Начальник гарнизонной артиллерии, круглолицый весельчак Шарль Пиро, который браво обещал разделать под орех пушки коммунистов, подвергся беспощадному разносу со стороны Ланглэ за недееспособность его батарей в ходе первых двух ночных боев. Полковник удалился в свой блиндаж и в отчаянии разрыдался: «Я опозорен». По правде говоря, позора заслуживало его начальство, которое направило 12 000 французских и колониальных солдат фактически в ловушку, где те были вынуждены сражаться с пятикратно превосходящими силами противника под командованием блестящего генерала. Пиро взял гранату, прижал ее к телу и выдернул чеку. Де Кастри попытался скрыть самоубийство полковника, но новость быстро просочилась на большую землю и была опубликована в газете Le Monde. В ночь на 14 марта несколько снарядов угодили в главный медпункт, убив 14 человек в приемном отделении и 9 прооперированных, а также уничтожив рентгеновский аппарат. Это усугубило страдания раненых. За все время осады хирурги и медперсонал оказали помощь 2665 раненым и провели 934 операции, из которых 319 закончились летальным исходом. Противник продолжал обстреливать взлетно-посадочную полосу и уничтожил 10 самолетов, которые застряли на земле из-за плохой погоды[88].

Следующие два дня, 15–16 марта, прошли почти без происшествий. Вьетминевцы транслировали по громкоговорителям призывы сдаться, повторяя их на французском, вьетнамском, арабском и немецком языках. Это возымело действие. Вопреки настоятельным возражениям де Кастри, Коньи направил в гарнизон Дьенбьенфу один вьетнамский и два тайских батальона, которые были известны своей ненадежностью. Французские офицеры всегда опасались, что известие о мирных переговорах приведет к развалу местных войск, и оказались правы[89]. После объявления о грядущей Женевской конференции те поняли, кто побеждает в войне за Индокитай — и это были не колониальные силы. В ночь на 15 марта струйка дезертиров из тайского батальона, оборонявшего форт «Анн-Мари» в северном секторе в 2,5 км к юго-западу от «Габриель», переросла в полноводную реку. Когда вьетминевцы начали обстрел позиций, бегство только усилилось. Французский передовой наблюдатель-корректировщик лаконично сообщил в штаб: «Тайцы ушли». Опорные пункты «Анн-Мари-1» и «Анн-Мари-2» оказались в руках Зяпа почти бескровно, и тот немедленно переместил туда свои минометы и безоткатные орудия.