Читать книгу "Крутые парни не танцуют - Норман Мейлер"

– Я люблю просыпаться ночью и слушать уличные шумы, – сказал он Бет. – Тогда все кажется таким значительным. Если настроишься особым образом, все сразу наполняется пустотой. То есть красотой, – поправился он, и кивнул, и отхлебнул пива. Я припомнил кое-что об этом Студи, слышанное мной прежде. Он привязывал жену за лодыжки к крюкам, вбитым в перекрытие. Потом ласкал ее. По-своему.

– Очень здорово расположен Кейп-Код в смысле географии, – снова заговорил он, обращаясь к Бет. – Обожаю бабье лето – самое лучшее время. Гулял недавно по нашим дюнам и увидел кого-то, мужчину или женщину, – далеко, за полмили, на других дюнах, но они все были в солнечном свете. Они тоже полны восхищения всей этой золотой прелестью, чувствуют то же, что и мы. У нас тут благодать Божья. От нее не спрячешься. Неумолимая красота. – Он перевел дух. – Я хотел сказать, невыразимая.

Именно в этот миг я принял решение включить Студи в свой список.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Я так и не узнал, кто тогда победил в матче, потому что ушел от Ниссена во время перерыва посередине игры («Патриотс» вели) и поехал за пятнадцать миль в Уэлфлит повидаться с Гарно, который жил над мануфактурной лавкой в одном из мелких переулков. Я говорю «переулок», но вообще-то ни одна улица в Уэлфлите не казалась хоть как-то связанной с другими, словно в день закладки города две с лишним сотни лет назад пятеро моряков, каждый со своим бочонком рома, побрели от берега бухты вдоль ручьев и вокруг болотцев, а кто-то шел вслед за ними и старательно заносил на карту их причудливые маршруты, которые и стали здешними дорогами. В результате никто из моих провинстаунских знакомых не был способен найти кого бы то ни было в Уэлфлите; впрочем, не очень-то мы и старались, Уэлфлит давно превратился в типовой город, и среди местных жителей не было ни одного янки, чей нос не мог бы сойти за винтовочный ствол, мгновенно берущий вас в перекрестие волосков в своих подозрительных дулах-ноздрях. Поэтому некоторые из нас частенько спрашивали Гарпо, как он мог променять Провинстаун на Уэлфлит, на что он отвечал: «Не смог привыкнуть к вашим заворотам. Они меня достали. Пришлось переехать».

Так что кое-кто начал звать его Заворотом. Но поскольку его спутанные белые кудри обрамляли лицо, такое же резиновое, как и у великого комика (хотя со значительно большим количеством отметин: после профессионального футбола он играл полупрофессионалом без шлема), кличка Гарпо за ним осталась.

Впрочем, получил он ее не в честь Гарпо Маркса[15]– это было производное от слова «гарпун». Гарпо Вериакис часто говаривал: «Глянь, какая симпатичная девчонка. Вот бы ее загарпунить». Некоторые так и звали его – Гарпуном. Я упоминаю обо всем этом, чтобы дать вам понять, как трудно было найти его дом. Зимой на Кейп-Коде никто не попадал в нужное место с первой попытки.

Однако я нашел его переулок, и он оказался дома – два сюрприза сразу, – хотя я все еще не верил, что он сделал мне наколку, ибо даже не знал за ним такого умения, а кроме того, не мог понять, как мне удалось бы найти его жилище пьяному, в темноте, но когда я забрался по наружной лесенке к нему на верхний этаж, мои сомнения исчезли. Он поднял голову от кошачьей миски, куда как раз выкладывал еду (Гарпо жил с пятью кошками вместо одной прелестной девушки), и первым, что он спросил, было:

– Нарывает?

– Не знаю. Чешется.

Больше он не произнес ни слова в мой адрес, пока не опорожнил банку, хотя пару раз обратился к своим питомицам, которые влюбленно терлись о его лодыжки, точно ожившие меховые образцы; однако, покончив с этим, он вымыл руки, снял с меня повязку, достал пластиковую бутылочку с каким-то дезинфицирующим средством и оросил им мой бицепс.

– На вид не слишком воспаленная, – сказал он. – Это хорошо. Я беспокоился. Не люблю браться за иглы, когда атмосфера на меня давит.

– Что-нибудь было не так? – спросил я.

– Ты был в полной отвязке.

– Ну и что? Я пью и отвязываюсь. Идея не нова.

– Мак, ты нарывался на драку.

– Я, наверно, совсем с ума сошел. – Он запросто мог поднять сзади машину. – Неужто я и впрямь лез драться с тобой? – спросил я.

– Во всяком случае, грубил.

– Со мной была женщина?

– Не знаю. Может, внизу, в машине. Ты орал из окна.

– И что я говорил?

– Орал из окна: «Сейчас ты проиграешь пари».

– Ты слышал, чтобы мне отвечали?

Один из плюсов людей, которые меня окружают, состоит в том, что они никогда не удивляются неспособности друга вспомнить нужный момент.

– Уж больно ветер шумел, – сказал Гарпо. – Если там была женщина, то она хохотала, как злой дух.

– Но ты все-таки думаешь, что в моей машине была женщина?

– Не знаю, – мрачно сказал он. – Иногда леса смеются надо мной. Я много чего слышу. – Он убрал бутылочку с дезинфектантом и покачал головой. – Мак, я тебя просил не делать наколку. Такая кругом жуть была. До того как ты вошел, я чуть на крышу не залез. Если б ударила молния, точно полез бы.

Некоторые утверждали, что Гарпо наделен особой чувствительностью, некоторые – что он съехал с катушек, играя без шлема, а я всегда думал, что тут налицо обе причины и одна усиливает другую. Коли на то пошло, он воевал во Вьетнаме, и его лучший товарищ – так гласила легенда – подорвался на мине в двадцати ярдах от Гарпо. «Я от этого сдвинулся», – поведал он немногим приятелям. Теперь он жил в поднебесье, и главными событиями были для него слова ангелов и демонов. Несколько раз в году, когда кланы, угрожающие человечьему существованию, скоплялись на грядах облаков подобно средневековым армиям и разражался ливень с ударами молний, Гарпо залезал на конек крыши и бросал вызов злым силам.

– Когда они видят, что я там стою, они смирнеют. Боятся, что я могу заколдовать их. Но я начинаю плакать как ребенок. Это страшно, Мак.

– А я думал, ты подымаешься на крышу только в грозу.

– Иногда правила необходимо нарушать, – хрипло сказал он.

Я редко бывал уверен, что понимаю смысл его речей. У него был низкий и глухой голос с такими подземными перекатами эха (словно голова его до сих пор гудела от потрясений, которых никому больше не вынести), что обычная просьба дать сигарету звучала в его устах афоризмом. Кроме того, он был способен на шокирующие откровения. Он походил на тех спортсменов, что говорят о себе в третьем лице. («Хьюго Блэктауэр – центровой из НБА, который стоит миллион долларов», – сообщает Хьюго Блэктауэр.) Гарпо тоже обладал способностью почти приравнивать первое лицо к третьему. «Очень симпатичная у тебя жена, – сказал он на одной из наших летних вечеринок, – но я ее боюсь. У меня на нее просто не встал бы. Ты молодец, что справляешься». Шокирующее выкатывалось из него, как кости из стаканчика. Теперь он сказал'