Читать книгу "Неправильное привидение - Николай Воронков"

— У меня есть способности к ви́дению человека. И когда ты… заболел, я на тебя смотрела, очень часто. Последние два дня ты выглядел так, как будто на тебе размешивали красочки.

Блин, придраться пока было не к чему. Да и фраза какая-то странная.

— Какие еще, на хрен, красочки?! Ты что, меня «голубым» хочешь обозвать?!

Повод все-таки появился, и я начал сдвигаться в сторону Тани. Та напряглась и заговорила быстрее:

— У каждого человека есть свой цвет. Иногда его называют аурой. А последние два дня она у тебя превратилась в месиво, как будто ребенок вылил красочки на листок бумаги и стал перемешивать. И большего всего там было черного цвета. Но что интересно, красочки не смешались, а были сами по себе. Сегодня темные цвета стали исчезать, как будто проваливались куда-то вглубь. И сейчас ты почти прежний, только изредка черная краска взбулькивает.

— Чего? Взбулькивает?

— Да, но совсем немножко. Так бывает, когда человек злится. — Взгляд у Тани снова изменился. — Но уже почти совсем прошло.

Я и сам чувствовал, что быстро успокаиваюсь. Да и любопытно стало — что это за красочки такие?

— А какой у меня нормальный цвет?

— Хороший, Вань, хороший. Когда ты не злишься, не ругаешься, не вредничаешь, не…

— Ну, это понятно, когда я как ангелочек с крылышками, — перебил я ее. — А какая у меня может быть аура, если я привидение?

— Так вот в этом-то и главная странность! То, что тебя видно и слышно, я уже привыкла. А вот поглядеть на ауру догадалась только на днях. И я так рада!

Таня стала такой счастливой, что сразу захотелось сказать ей что-нибудь вредное.

— Может, тогда и стриптиз покажешь? — не удержался я.

— Обязательно покажу, — с готовностью согласилась Таня. Потом ее, видимо, смутили незнакомое слово и мой заинтересованный взгляд. — А что это такое?

Я поперхнулся, стараясь не засмеяться. Но Таня уже почувствовала подвох, поджала губки.

— Вот только я начинаю к тебе хорошо относиться, так ты обязательно сделаешь что-то гадкое.

Я только довольно улыбнулся.

— Это не гадость, а сладостная мечта любого мужчины. И раз пообещала, то придется слово держать. Но я сегодня добрый и потребую исполнения обещания только тогда, когда… когда смогу это не только по достоинству оценить, но и…

Дальше намекать было бессмысленно. Смотреть — это хорошо, а вот потрогать и так далее для меня сейчас лишь недостижимая мечта. Так что нечего портить хорошую девчонку. Я решил сменить тему.

— А что у нас интересного было за эти дни?

— А ты что, ничего не помнишь?

— Ну, как-то очень смутно.

— Интересного почти ничего. Едем и едем. Вчера вот только ты здорово всех напугал.

— И чем, интересно?

— А мы вчера вечером останавливались в таверне. Заехали во двор, разместились, многие уже спать легли. Ты остался в повозке, а где-то в полночь тебе приспичило погулять. Хозяин таверны к этому времени спустил с цепи собак, настоящих волкодавов. Вот хозяин прибегает, весь трясется, а сказать толком ничего не может. Мы выскочили, смотрим, а ты по двору гуляешь, себе под нос что-то бубнишь. А все собаки лежат вокруг тебя и молчат.

— Сдохли, что ли?

— Да нет, живые. Только очень добрые.

— И что? Я тут при чем?

— Не знаю. Только вот, по словам хозяина, с неделю назад эти же собаки загрызли двух воров. А тут лежали как послушные щенята. Ты нагулялся, ушел в повозку, а собаки словно взбесились — окружили ее и больше до утра во двор никого не выпускали. Даже хозяина. А утром снова стали ему послушны. Когда мы уезжали, хозяин был по-настоящему счастлив. Ты что, действительно, ничего не помнишь?

Я покопался в памяти.

— Очень смутно. Да, захотелось погулять. И собачки были такие ласковые. А больше вроде ничего и не было. Может, они просто почувствовали, что я больной и кусать меня… ну, некрасиво?

— Скорее они почувствовали, что ты странный и с тобой лучше не связываться.

Разговор начал сворачивать на знакомую дорожку — демон, жуткие способности, завоевание мира. Ругаться не хотелось, но и обсуждать эту галиматью было неинтересно.

— Тань, давай просто погуляем? А то я что-то засиделся в этом фургоне.

Таня опять посмотрела на меня «странным» взглядом.

— Да, конечно. Будем просто гулять.

Ближе к вечеру остановились на ночевку в очередной таверне. Все пошли обустраиваться, Таня, выпустив меня из повозки, тоже ушла. Делать было нечего, и я уселся на задок повозки и, болтая ногами, принялся таращиться по сторонам. Честно говоря, ничего интересного. В детстве я ездил в деревню к бабушке, и теперь было полное ощущение, что вернулся в детство. Свободно разгуливающие куры, пара свиней развалилась в луже у забора. Несколько телег, из конюшни тянет навозом, да и вообще запах — чисто деревенский (кто бывал, поймут). Правда, из таверны еще тянуло запахом разных вкусностей — свежеиспеченным хлебом, мясом со специями. Я даже начал потихоньку завидовать тем, кто сидит сейчас в душном помещении и макает свежий хлеб во вкуснейшую подливку.

Чтобы как-то отвлечься, стал выискивать новый объект для наблюдений. Тут как раз подъехала карета, из нее вышли три женщины средних лет. Старшая, это сразу чувствовалось, со скучающим видом, но очень пристальным взглядом. Вторая чем-то напоминала шаловливого котенка, третья — обычная, ничем не примечательная. Все в одинаковой одежде: курточки, юбки до колен, из-под которых виднелись брючки. У всех на груди значки с какими-то буквами. Резким диссонансом смотрелись небольшие изящные шляпки и тяжелые ботинки, наподобие армейских берцев. Троица смотрелась странно, и я невольно насторожился. Между тем, женщины (старшая впереди) направились к таверне и у входа столкнулись с простоватым мужиком. Тот, видимо, принял на грудь, хорошо поел и теперь был готов любить весь мир.

Завидев женщин, он расплылся в улыбке:

— Какие цыпочки, какие красавицы!

Старшая процедила сквозь зубы:

— Негоже обращаться в подобном тоне к незнакомым женщинам.

Мужик игриво осклабился:

— Так в чем же дело? Давайте знакомиться, мадам. Меня зовут Чундик.

Старшая еще больше построжела лицом:

— Мне плевать на твое имя и на твои желания! Ты мне мешаешь и отвлекаешь от важных дел. Пошел вон, чмо!

Улыбка у мужика стала блекнуть, он оторопело смотрел на еще минуту назад казавшихся ему такими прекрасными женщин.

— А чего сразу ругаться-то? — начал он заводиться. — Я ведь говорю вежливо…

— Да плевать мне на твою вежливость! — совсем озверела старшая.

Почти без замаха она врезала мужику, и тот, не ожидавший подобной реакции, опрокинулся на землю. Подруги, до этого стоявшие молча, подскочили и, на мой взгляд, очень умело попинали его. Затем уже втроем подтащили к оказавшейся неподалеку неубранной коровьей лепешке и ткнули его лицом прямо в нее. Мужик задергался, но старшая придавила его голову ногой (теперь стало понятно, зачем им берцы).