Читать книгу "Секта в доме моей бабушки - Анна Сандермоен"

Баня

Как-то я рассказала своей одиннадцатилетней дочери про общественные бани, где я систематически мылась, когда мне было столько же лет, сколько ей. Может, у многих советских людей и были тогда домашние ванные, но у меня – нет. Зимой один раз за пару недель у меня были бани: деревенские, сельские, городские.

А летом я мылась в речках, озерах и каналах, там же стирала свои вещи. Отжимала, сушила. Лет до двенадцати никак не могла научиться хорошо отжимать и очень из-за этого переживала. Сейчас я понимаю, что у меня тогда просто руки были маленькие.

Рассказывая дочери про бани, я специально употребляла тогдашний сленг. Она уже растет не в России, и для нее российский, тем более устаревший, сленг – из области экзотики.

Все бани, в которых я мылась и стиралась, были одинаково мерзкими. Тазик желательно было схватить с ручками (он же – шайка), причем цинковый (он не так быстро нагревается от кипятка, как алюминиевый). Если мне доставался алюминиевый без ручек, я знала, что толком не помоюсь, а лишь размажу по себе грязь. Потому что без ручек таз не поднять и не перенести; и даже набрав только половину, все равно легко обжечься – алюминий ведь нагревается моментально. Так же, кстати, и ложки в столовых. Ты везука, если схватил «нержавейку»! Алюминий – не зэканско вовсе.

Меня учили, что отмыться – значит так оттереть кожу и волосы, чтобы они скрипели. И чтобы катышков не было. А если они есть, значит это халтура, а не мытье. Так и говорили: отмыться до скрипа! Скрипеть необходимо без катышков. Ну а если тазик без ручек и алюминиевый, ты мыло ни с себя, ни с волос не смоешь. Замучаешься бегать и набирать в него воду… Конечно, душей не было. Были только краны с горячей и холодной водой. Два разных крана. Тот, что с горячей водой, приходилось открывать и закрывать с помощью мочалки, иначе руки обожжешь.

Воду надо уметь разбавлять. Это целая наука. Если по дурости сначала наберешь в таз кипятку, он сразу нагреется так, что перетащить его к холодному крану будет пыткой. А к кранам еще и очереди из голых теток с тазами стояли. Вот и попробуй рассчитать, где какой кран и куда вставать. Поэтому закон такой: сначала набираешь холодной воды почти под край, а потом тянешь таз к крану с кипятком и добавляешь совсем чуток. Хорошо, если кран с кипятком расположен у той же лавки, и таз можно просто передвинуть, не поднимая…

Но самая большая удача – прийти под самый конец, перед закрытием бани! Потому что тогда все мокрые шумные тетки с волосами во все стороны уже расходятся, и появляется куча свободных тазиков. Можно их хоть все набрать, рядком выставить и обливаться ковшиком из каждого. Вот это кайф! И никто не возмущается, что ты взял больше одного тазика.

Ковшик! Все приходили в баню со своим. Ковшиком ты черпаешь воду из таза, чтобы мыться и обливаться.

Да, еще в каждой уважающей себя бане имелись специальные тазики для ног. Они всегда стояли отдельно, у выхода. И, кстати, были самыми удобными, потому что, как правило, их реже всего использовали; не сломанные, почти новые и с ровным дном – из них не выплескивалась вода.

Из ужасного. Мыло выскальзывает из рук и теряется. Ищешь его на полу, а оно уплывает с потоками чужой грязной воды, и на него налипают чужие волосы. Склизкий пол, склизкие волосы, склизкие полки и лавки, все склизкое – и краны, и тазы. Все всегда грязное и воняет плесенью. Парилка – это что-то страшное за дверью, в дыму; оттуда выпрыгивают горластые красные тетки… туда ни-ни. Ужасно, когда на тебя летит чужая мыльная пена, а деваться от нее некуда. Ужасно, когда кто-то рядом окатывает с головой себя, а заодно и тебя.

Ужасно.

Самый радостный момент наступает, когда все это заканчивается: ты сидишь полумокрый в раздевалке, неважно, грязный или чистый, и надо натянуть на влажные ноги колготки. Теперь лишь бы голову не простудить: платок, а поверх шапка…

Я ненавидела мыться.

И вот мне сорок лет. Я в Швейцарии. Меня позвал мой принц, он хочет на мне жениться. Я в его квартире. Вечером иду принимать душ, и мой принц очень извиняется и говорит, что, к сожалению, кончилась горячая вода (дом с автономным водоснабжением). Он суетится, греет чайник, находит пластиковый ковшик. Приносит все это к душевой кабинке, аккуратно ставит на чистый кафель. Я закрываю дверь и ежась раздеваюсь. Вдруг отчаянный стук в ванную.

– Что? – я с раздражением.

– Милая, я забыл предупредить, что пластиковый ковшик может расплавиться, если лить в него кипяток из чайника!!! Не делай этого! Сначала налей в ковшик холодной воды, а потом аккуратно разбавь горячей… Черт, да открой мне дверь, я сам разведу!.. Я боюсь, ты обожжешься!!!

Мы с ним такие разные, как два тазика. Один алюминиевый, гибкий, нежный, ровный, быстро нагревается, а другой с ручками, шайка: дно избитое, прыгает по лавке, расплескивая воду…

После бани нас никогда не слоили. Говорили, что баня и горячая вода на все тело снимают краткосрочную агрессию, поэтому долгосрочную измерить невозможно.

Походы

В теплое время года мы отправлялись в походы автостопом. Так мы изъездили практически весь Советский Союз. Это был хорошо продуманный и отлаженный процесс. Как организовать такую ораву, чтобы никто не потерялся и все достигли в итоге одной цели и встретились в одном месте? А ведь это отлично работало.

Главный заранее тщательно прописывал весь маршрут, делил весь коллектив по списку на пары и тройки, в которых были ведущие и ведомые. Ведущий исполнял воспитательную роль, был руководителем и за все нес ответственность. Ведомые должны были во всем ему повиноваться. Ведущими назначались педагоги, ведомыми – больные взрослые и дети.

Главный собирал всех на беседу и произносил лишь одно слово: «Поход!» Все очень любили походы, потому что это означало свободу. Тогда нас слоили намного реже.

Все любили походы, но при одном условии: если повезло с партнером. Если тебе попадался не фанатичный гестаповец типа Юлии Викторовны, то можно было наконец-то просто остаться наедине с собой, побыть обычным человеком, не отвечать на вопросы об агрессии, сопротивлении и галлюцинациях… Хотя тогда я не знала, что значит быть обычным человеком. Я всегда была обязана на публику играть роль сверхчеловека, к тому же все постоянно следили друг за другом.

И вот Главный говорил: «Братцы, мы идем в поход!» (у нас так было принято обращаться друг к другу: «братцы») – и в ответ всегда гремело наше «Ур-р-ра!».

Походы, так же как и все остальное, играли в нашей жизни психокорректирующую роль.