Читать книгу "Костяные часы - Дэвид Митчелл"

– Что, Маринус, язык проглотил? – спрашивает бледный тип по имени Раймс.

– Отпусти девочку, – говорит Хайди, безвольно мотая головой.

Разделочная доска, пролетев через всю комнату, врезается Хайди в затылок. Раздается негромкий хруст, словно ложкой разбивают яичную скорлупу. Удар неимоверной силы не сшибает Хайди с ног, как кеглю, потому что ее подхватывает и удерживает стоймя кто-то… кто-то… невидимый, а Раймс вращает кистями рук, прищелкивает пальцами, и тело Хайди начинает закручиваться жуткими резкими рывками. С хрустом и треском ломаются кости, рвутся мышцы; с громкими хлопками лопаются позвонки, нижняя челюсть отваливается, а из дыры во лбу, похожей на входное отверстие пули, струится кровь. Раймс поводит рукой влево, и изувеченное тело Хайди отлетает к стене, сшибает картину с малиновкой, сидящей на черенке лопаты, а потом, кувыркнувшись, ударяется головой об пол и оседает бесформенной грудой.

К ушам будто приклеили наушники, и в одном ухе звучит: «На самом деле ничего не происходит», а в другом: «Все происходит на самом деле», и эти фразы повторяются бесконечно с максимальной громкостью, но все это не мешает четко разобрать каждый звук, когда Раймс очень тихо произносит:

– А у тебя бывают дни, когда так радуешься жизни, что хочется… – он поворачивается ко мне, – выть на солнце? Так, на чем мы там остановились? А, я выдавливал из тебя жизнь… – Раскрытой ладонью он подталкивает ко мне воздух, а потом воздевает руку, и меня прижимает к стене, и невидимая сила тянет меня к потолку, пока я не ударяюсь о него головой. Раймс вскакивает на подлокотник дивана, будто тянется ко мне с поцелуем; я пытаюсь его оттолкнуть, но мне заводит руки за спину, и теперь в легких снова нет воздуха. Глаз Раймса внезапно наливается багрянцем, словно в глазном яблоке лопнул сосуд. – Си Ло, видимо, унаследовал братскую любовь Джеко к тебе, что меня вполне устраивает. Твоя смерть не вернет погибших анахоретов, но хорологи теперь перед нами в кровном долгу, а он платежом красен. Так что прими это к сведению.

В глазах у меня темнеет, страшная боль в голове заслоняет все остальное, и…

Изо рта Раймса высовывается острый кончик языка.

Окровавленный, металлический, в дюйме от моего носа. Что это? Нож?

Глаза Раймса закатываются, веки смыкаются, и я мягко сползаю по стене, а он, рухнув с подлокотника, ударяется затылком об пол. Лезвие ножа еще на пару дюймов высовывается изо рта, покрытое липкой белой слизью. Отвратительное, мерзкое зрелище, но я даже закричать не могу.

– Повезло. – Иэн с трудом ковыляет по гостиной, хватаясь за стены и мебель.

Наверное, он все-таки обращается ко мне. Других живых в комнате нет. Он глядит на изувеченное тело Хайди, морщится и произносит:

– До встречи, Маринус. Давно было пора обзавестись телом поновее.

И это все? Никаких тебе «О господи, Хайди! Боже мой, Хайди… Не может быть…».

Он смотрит на тело Раймса:

– Когда на душе скверно, так и тянет плюнуть на эту Войну и вернуться к тихой, спокойной метажизни. А потом сталкиваешься вот с таким и сразу вспоминаешь, ради чего мы ее начали… – Иэн с трудом поворачивает ко мне разбитую голову. – Прости, что тебе пришлось все это увидеть.

Я пытаюсь дышать медленнее, еще медленнее, выдавливаю из себя: «А кто…» – и больше ничего вымолвить не могу.

– Ты попросила у меня напиться, сказала, что не привередливая, помнишь?

Старуха на берегу Темзы. Эстер Литтл? Откуда Иэн о ней знает? Я как будто провалилась сквозь пол и попала куда-то не туда.

В коридоре подают голос часы с кукушкой.

– Холли Сайкс, – говорит Иэн, а может, Эстер Литтл, если это, конечно, Эстер Литтл, но разве такое возможно? – Я прошу убежища.

В гостиной лежат два трупа. Кровь Раймса сочится на ковер.

– Холли, это тело тоже умирает. Ради твоего душевного спокойствия я отредактирую, то есть облеку в более приемлемую форму, все, что ты здесь видела, а потом спрячусь глубоко, глубоко, глубоко в… – И тут этот Иэн-или-Эстер-Литтл валится на пол, как стопка книг. Один глаз открыт, лицо наполовину вжато в диванную подушку. Он смотрит на меня, как Давенпорт, наш старый колли, когда пришлось отвести его к ветеринару, чтобы усыпить. – Прошу тебя, Холли.

Эти слова внезапно развеивают чары; я опускаюсь на колени возле этой Эстер-Литтл-в-Иэне, если можно так выразиться:

– Что надо сделать?

Под опускающимся веком подергивается глаз.

– Дать убежище.

Мне тогда просто хотелось зеленого чая, но раз уж я дала обещание, надо его выполнять. И потом, не важно, что здесь произошло, я жива только потому, что Раймс умер, а умер он потому, что его убили то ли Иэн, то ли Эстер Литтл, то ли они оба вместе.

– Конечно… Эстер. Что мне надо сделать?

– Средний палец… – шелестит голодный призрак мертвыми устами. – Ко лбу.

Я прижимаю средний палец ко лбу Иэна.

– Здесь?

Нога Иэна дергается, замирает.

– Ниже.

Сдвигаю палец чуть ниже.

– Так?

Уголок рта вздрагивает.

– Так…

Солнце пригревает затылок; с моря дует легкий соленый ветерок. В узком проливе между Кентом и островом Шеппи беснуется гудок траулера; видно, капитан задумчиво ковыряет в носу. Мост как будто из мультиков про паровозика Томаса: центральная секция целиком поднимается между двумя башенками, замирает на самом верху, воет сигнальная сирена, и траулер, пыхтя, проходит под мостом. Джеко был бы в восторге. Я шарю в спортивной сумке, ищу банку «Танго», но под руку попадается газета «Социалистический рабочий». А это еще откуда? Эд Брубек решил пошутить? Вот дурак. Хочу выбросить газету за ограждение, но вовремя замечаю, что ко мне приближается какой-то велосипедист. Откупориваю «Танго» и продолжаю смотреть на мост. Велосипедист немолод, с виду ровесник моего папы, только тощий, как змея, и голова почти лысая, а папа у меня жирком заплыл, и шевелюра у него пышная, недаром его прозвали Волчарой.

– Здо́рово, – говорит велосипедист, утирая лицо сложенным платком.

На извращенца он вроде не похож, поэтому я отвечаю:

– Здо́рово.

Он смотрит на мост с такой гордостью, будто это его рук дело:

– Таких больше не строят!

– Ага.

– Кингсферри – один из трех вертикально-подъемных мостов на Британских островах. Самый старый – крошечный мост через канал в Хаддерсфильде, но он только для пешеходов, его построили еще при королеве Виктории. А этот был открыт в тысяча девятьсот шестидесятом году. Во всем мире есть еще только два таких же моста, приспособленных как для автомобилей, так и для железнодорожного транспорта. – Он отпивает воду из фляжки.

– А вы что, инженер?