Читать книгу "Голос Тайра. Жертва порока - Кристина Кандера"

Отчим мой, стоит признать, всегда был умелым дельцом. Имея около двадцати мануфактур по всей стране, контрольный пакет акций в «Южном императорском банке» — и это только то, о чем мне известно — заниматься какой-то мелочью — это, кстати, его собственные слова — особого желания не имел, но супруге не отказал. Он, вообще, маменьку всегда баловал чрезмерно и любил до беспамятства. Да и меня никогда ни в чем не ущемлял. Разве что, запрещал сбегать с соседскими мальчишками на речку рыбачить или вот на плотах спускаться, да прыгать с крыши сарая, чтобы научиться летать. Да еще пару раз отправлял в комнату без десерта и слугам — гад какой! — запрещал тайком таскать мне пирожные и сладости, вроде как в воспитательных целях. Но последнее наказание было мной заслуженно — это стоит признать. Я тогда его партнерам, дяденькам очень сурового представительного вида, в чай чернил налила и вместо сахара подсунула порошочек какой-то, в папенькиной шкатулке найденный. Они его когда в чай насыпали, оттуда пена повалила и вонять стало мерзко так, горничные потом три дня кабинет проветривали, а от запаха так и не смогли избавиться.

В общем, жиди мы с отчимом вполне мирно и даже можно сказать, что душа в душу, ровно до того момента, как он не решил посредством меня укрепить свои деловые отношения с господином Ширдо, нашим соседом, и тоже одним из богатейших предпринимателей южной провинции.

Вот тогда-то и нашла коса на камень, поскольку становится средством для развития бизнеса и укрепления партнерства я становиться не желала. А Витольда Ширдо, того самого за которого меня сватали, так и вовсе терпеть е могла, с самого детства. И вот как-то тот факт, что папеньке этого самого Витольда принадлежит почти половина всего судостроительного бизнеса в Рагнаве, меня тоже не вдохновляло.

И тогда я сбежала в столицу, к дяде Филу. Нет, поначалу я даже не вспоминала о дядюшке. Видела я его всего-то раза два в своей жизни, последний аккурат на маменькиной свадьбе, мне тогда всего-то пять лет было. Это уже в столице, когда я с товарного поезда соскочила и чуть не убилась, а потом лежала в кустах, вдоль железнодорожного полотна, и пыталась заново научиться дышать, услышала, как рабочие какие-то разговаривали. И один из них жаловался на несправедливость и на профсоюз и еще на что-то, а второй ему ответил, что у Сольера в «Голосе» всегда правду печатают и надо к нему в редакцию обратиться и все рассказать.

Вот тогда-то я и вспомнила о том, что у меня в столице дядя имеется. И даже адрес его раздобыть смогла. Чудом отыскала, и еще большей удачей оказалось то, что дядя Фил меня признал и принял.

Ну а когда он опекунство стал оформлять, то отчим и наследство мое передал, отряхнул руки, как он сам выразился. Потом погрозил мне кулаком, усмехнулся и сказал, чтобы не смела мать забывать и в гости приезжала. Первое время, я домой часто ездила, потом уже, когда в академию поступила, то за три года — один раз только и была, полтора года назад, да весной маменька с братьями приезжала, гостила у дяди Фила, по лавкам ходили вместе, мальчишкам столицу показывали.

Весело было. Братья у меня, несмотря на то, что отцы разные, истинно сольеровский характер как-то умудрились заполучить. Этим я, кстати маменьке и попеняла, когда она пыталась было меня жизни учить и упрекать в том, что в возрасте восемнадцати лет приличные девицы на женихов засматриваются и наряды перебирают, а не помогают двум школярам, двенадцати лет от роду, вскрывать оружейную да на заднем дворе из винтовки по бутылкам стрелять. А дядя Фил еще и подзатыльников нараздавал, всем троим, потому как оружейная была на мне. А вот бутылки мальчишки из дядюшкиного кабинета утащили. И не все из них даже початые были.

Матушка тогда на мои возмущения как-то смутилась, покраснела даже слегка, а затем слегка смущаясь заметила, что несмотря на бурную молодость, она в мои годы уже и замужем была и меня под сердцем носила и вообще, исправилась и теперь жизнь ведет приличную и никаких каверз никому не устраивает и вообще.

Дядя Фил, никогда особо мануфактурами не занимался, да и фермерское хозяйство его не увлекало, потому он просто нанял управляющих, учредил фонд, и объявил, что в полное владение наследством я вступлю только по достижении двадцати пяти лет, либо если замуж выйду.

Ну а до двадцати пяти лет мне выплачивается ежегодная рента… размер которой весьма и весьма недурен. И если в последнее время, я как-то несколько увлеклась: апартаменты сняла, чтобы от дяди с его женихами съехать, мебель там, гардины, финтифлюшки-статуэточки разные, наряды поприличнее. А вот за три года в академии да год до ее поступления, я своей ренты не касалась вовсе, так что сейчас на счету у меня приличная сумма в распоряжении, да на горизонте маячит очередная выплата.

И потому ужин в «Короне» вот никак не мог стать для меня сколько-нибудь существенной проблемой в плане финансовом. Но вот с другой стороны, назревало сразу два неразрешимых вопроса.

В такие места, как «Корона» зайти с улицы без предварительного заказа практически невозможно. Но, даже если мне бы и удалось заказать там столик, то… появиться в самом фешенебельном ресторане столицы, где, по слухам, не брезгует обедать и сам император (врут, как по мне) без сопровождения, в дневном платье, без украшений меня просто не пустят даже на порог.

Нет, можно было бы вернуться обратно в редакцию и подольститься к дяде Филу, для которого нет ничего невозможного, но тут меня останавливало то, что отправляться на поиски информации в компании с родным дядюшкой как-то… Да глупо это!

Если дядя Фил только узнает о том, что именно я собираюсь делать — точно запрет в каком-нибудь подвале, без права на помилование.

Но даже если и рискнуть, то мне все равно придется ехать домой, чтобы сменить платье, а это, на минуточку, через полстолицы, да в час пик. Да потом еще через вторую половину столицы добираться в «Императорский банк», где хранятся мои немногочисленные драгоценности. Этак я до утра туда-сюда кататься буду и ни в какую «Корону» точно не попаду.

В мужской клуб мне так и вовсе попасть будет невозможно, даже при содействии любимого дядюшки.

Так что остается только один вариант — особняк лорда Прэтта.

Вот туда-то я и направилась, остановив свободный солан.

По дороге к особняку лорда Прэтта попыталась набросать список вопросов и придумать, как завязать разговор, но ничего путного в голову не пришло. Решила, что буду действовать по ситуации, и принялась рассматривать столицу через окно солана.

Тайр по праву считается одним из прекраснейших городов Рагвара. С его белоснежными дворцами, куполообразными храмами, многочисленными фонтанами и парками.

Но не это привлекает меня в Тайре. Здесь особый воздух. Здесь пахнет свободой. После жаркого юга, его бескрайних плантаций и зеленеющих полей, Тайр, словно бы весь состоящий из белого камня, с бешеным движение соланов по вымощенным булыжником мостовым, с бесконечным потоком людей на тротуарах стал для меня отдушиной.

Мне нравилось здесь. В Тайре я чувствовала себя на своем месте. И ни за что бы не променяла суетливую и шумную столицу, на спокойный и неторопливый юг. Мне было тесно там, душно, я все время чувствовала себя зажатой в рамки со всех сторон. На меня давили условности, правила приличия и необходимость всегда и во всем оглядываться.