Читать книгу "С небес на землю - Татьяна Устинова"

Добрый вечер, я только что расстался с единственным человеком, который казался мне близким. Во всем виноват я сам. Я ничего не смог — ни стать надеждой и опорой, ни сделать ее счастливой, ни заработать кучу денег, ни принять ее со всеми женскими штучками, в общем, вполне безобидными! Я лез в бутылку, вредничал, капризничал, «считался», кто кому и за что больше «должен», — зачем, зачем?.. Скажите мне, мадам Митрофанова, все дело в том, что я просто плохой, никуда не годный человек? Объясните мне, почему у меня все не то и не так?

Впрочем, как и подробно записанный маршрут, сама мадам Митрофанова потерялась и расплылась — ему то вспоминался пионерский галстук, то ефрейторские лычки, то ее перепуганные глаза. Ко всему прочему, она еще оказалась Катюшей — кто бы мог подумать!..

Зачем она уволила Берегового? Что именно произошло у нее с человеком по имени Вадим Веселовский — действительно банальная любовная история или Анна Иосифовна выдумывает прекрасные сказки, уводя его от чего-то важного, главного? Почему Береговой орал, что Митрофанова во всем виновата? В чем именно?.. И что именно он собирается доказать? Что Митрофанова заколола ножом постороннего мужика в крохотной кладовой издательства «Алфавит»?!

А если с тем, другим, пока не известным ему Веселовским она обошлась точно так же, как с Береговым, значит, тот тоже имеет вполне веские поводы для ненависти! И… труп! В конце концов, пока так и не установлено, кем был тот человек, что делал в издательстве и какое имел к нему отношение! Может, и он был когда-то оскорблен мадам Митрофановой?..

Впрочем, это уже гадание на кофейной гуще.

Кофе хочется. Очень крепкого и очень горячего.

Алекс дошел до какой-то тихой улицы, на которой не было ни машин, ни людей, повернул исключительно потому, что ему понравилась ее совсем не московская опрятность и даже некоторая дождливая уютность, похожая на европейскую. Пожалуй, надо начинать все сначала — звонить Анне Иосифовне, извиняться, оправдываться, спрашивать адрес и маршрут, или таким образом он вскоре придет в Бельгию!..

Он сунул руку в карман, вместе с телефоном оттуда полезла какая-то бумажка, выпала, он подобрал и увидел, что это и есть маршрут с адресом — как он умудрился ее потерять?..

Тихая улица, на счастье, оказалась той самой, записанной на бумажке. Без труда он разыскал дом, здесь не было никаких корпусов с дробями — восемнадцать дробь три, корпус пять! — и производить сложных вычислений, по какой именно улице числится нужный дом, не понадобилось.

Какая-то машина с работающим двигателем стояла возле подъезда, перегородив дорогу так, что пришлось обходить ее по луже. В ней сидел человек и тыкал в кнопки мобильного, и был так занят и озабочен, и погружен в свой телефон, и настолько ему не было дела до всяких человеческих букашек, вынужденных из-за его машины лезть в лужу, что Алекс ему позавидовал.

Уметь бы так!..

Он всерьез струсил, войдя в лифт, где оказалось грязно, как будто в нем только что перевезли небольшую отару овец. Он даже некоторое время думал, куда бы наступить половчее, и чуть не упал.

…Что я ей скажу? Зачем я приехал? Как вообще стану с ней разговаривать?! Что подумает ее муж — у нее есть муж?.. Или дети? Или родители?.. С ними со всеми наверняка тоже придется объясняться!..

Квартир на этаже оказалось всего две, и, сверяясь с бумажкой, зажатой для верности в кулаке, Алекс позвонил в ту, которая ему требовалась.

…Или лучше уйти? Не создавать никому проблем?

В квартире громко говорили, слышались топот и даже плач, и, не раздумывая больше, Алекс толкнул дверь и вошел.

Везде горел свет, остро пахло бедой. Он очень хорошо знал этот запах — нашатырного спирта, сердечных капель и еще какой-то дряни. Бабушка умирала именно в этом запахе. Вид у нее был виноватый, ей было неловко, что она умирает и доставляет родным столько хлопот и огорчений. Человек в белом халате чем-то колол ее, мать совала под нос нашатырный спирт, а она все смотрела на внука — видишь, мальчик, как получилось?.. Ты, самое главное, не огорчайся, все это ерунда, подумаешь!..

На секунду Алексу показалось, что он потеряет сознание — от страха, того, давнишнего, когда он понял совершенно отчетливо, что бабушка сейчас умрет и больше ее никогда не будет.

…Нет. Остановись. Это чужая жизнь, чужая беда. Свою ты уже пережил.

Где-то что-то громыхнуло, потянуло сквозняком, входная дверь у Алекса за спиной с грохотом затворилась, и в коридоре возникла очень высокая растрепанная женщина, показавшаяся ему смутно знакомой.

— Вы кто? — издалека спросила она у Алекса. — Врач? Проходите! Да быстрее, что вы возитесь!..

У нее за спиной кто-то зашелся в хриплом кашле, женщина пропала из глаз. Алекс ничего не понял.

— Не надо никакого врача! — прокашляли из комнаты. — Ну, я же проси… просила!

— Лежи и молчи! Саша, держи ее!

Мадам Митрофанова сидела на узком диванчике, сильно наклонившись вперед. Окно было распахнуто, колыхалась белая штора, открывая чернильную уличную осеннюю мглу. Растерянный Александр Стрешнев совал ей ко рту стакан, а Митрофанова мотала головой, морщилась и пыталась отодвинуться. Повсюду разбросаны какие-то пакеты и свертки, а на стуле почему-то боком приткнулась корзина.

— Здрасте, — хмуро поздоровался Стрешнев и отвернулся.

— За… за… зачем вы?.. Кто… вас… — Митрофанова опять закашлялась и замотала головой.

— Меня никто, — сказал Алекс, помедлив. — Я приехал с вами поговорить. Я не знал, что вы больны.

— Она не больна! — загрохотала издалека давешняя смутно знакомая женщина. — Просто ее душили, и теперь она говорит не так чтоб очень!.. Да что ж такое происходит, господи боже ты мой!

Она выскочила из кухни, мешая ложечкой в очередном стакане очередную бесцветную жидкость. И уставилась на Алекса.

— Вы кто?!

Он вздохнул и завел:

— Меня зовут Александр Шан-Гирей, я работаю…

— Вы врач?!

— Я же просила не вызы… зы… зывать никаких врачей!.. — прокашляла Митрофанова.

— Да я никого и не вызывала, он сам вперся! На, выпей теперь вот это!

— Я не могу. Я не могу глотать.

— Так, все!.. Я звоню в «Скорую»!

— Не… не… на… да…

— Нада! — отчеканила женщина. — В «Скорую» и в милицию!

— Расскажите мне, — негромко попросил Алекс стрешневскую спину. — Что случилось?

Спина сделала оборот, Стрешнев глянул на него, глотнул из стакана, который держал в руке, и сморщился.

— Екатерину Петровну, — он подбородком указал на Митрофанову, которая корчилась на диване, словно уточнил, что именно эту Екатерину Петровну, — кто-то пытался… Ну, в общем, на нее напали и чуть не убили. Мы приехали, дверь открыта, она на полу. Мы ее подняли и перенесли сюда.