Читать книгу "Наследство последнего императора - Николай Волынский"

Хлеб наш насущный даждь нам днесь

И остави нам долги наши,

Яко мы оставляем должником нашим,

И не введи нас во искушение,

Но избави нас от лукавого…

Все сидящие за столом тихими нестройным хором подхватили, одновременно крестясь:

– «Яко Сила Твоя и Слава и Царство Твое во веки веков! Аминь!»

Некоторое время ели или пытались есть молча. Сегодня из монастыря ничего не было.

– А больше всех, как всегда, повезло Машке! – пробасил Алексей, тыча вилкой в вермишель. Свою котлету он сразу разломил на кусочки и съел. Вермишель сегодня вызывала у него особенное отвращение.

Он видел, что мать с таким же чувством приступила к своей вермишели – к такой же скользкой, липкой и холодной. Но для нее еды больше не было. Ее котлеты ежедневно делились так: одну по молчаливому уговору давали отцу, он съедал ее с видимой бодростью и даже аппетитом, но иногда отдавал свою дополнительную долю Боткину, Труппу или поваренку Лене. И каждый раз надоедливо повторялся один и тот же ритуал: тот, кому предлагалась лишняя котлета, по нескольку раз отказывался от добавки, и тогда Николай, твердо глядя в глаза немигающим ясным взглядом Боткину или слуге, и спрашивал:

– Евгений Сергеевич (если отказывался Боткин) или Алоизий Егорыч (если отказывался Трупп), я должен нижайше просить вас о милости? В таком случае прошу. Нижайше!

Единственным, кто не затруднял Николая церемониями, был поваренок. Леня брал добавку сразу, и тут же она исчезала: мальчик рос и постоянно хотел есть.

Вторую котлету разыгрывали между детьми. Девочки нередко уступали друг другу, но чаще всего Алексею. Он был всего на три года старше поваренка, но ел по-прежнему очень плохо – с трудом и понуканиями. Когда котлета доставалась Ольге, она неизменно от нее отказывалась – у нее были свои причины. По вечерам она надолго останавливалась у окна, хотя в него ничего не было видно: еще Авдеев приказал окна закрасить, поэтому казалось, что дом снаружи постоянно окутан туманом. Ольга пыталась разглядеть сквозь краску заходящее солнце, но не видела, отчего накатывала грусть и слезы сами катились по щекам, не принося облегчения. Тайком, чтоб никто не видел (но все равно видели все), она доставала свое маленькое складное зеркальце и с беспокойством изучала свое лицо. Ей казалось, что оно становится с каждым днем больше и округляется неуклонно, и Ольга не могла понять, отчего это происходит – полнеет она или просто внешность меняется с возрастом. Мария однажды, подкравшись на цыпочках, заглянула из-за плеча сестры в зеркальце и, сделав большие глаза, с ужасом восторга ахнула и сказала благоговейным шепотом:

– Это у тебя от большого ума!

Тут же подскочила Анастасия, тоже успела глянуть в зеркальце, прежде чем Ольга его закрыла, и сокрушенно заохала:

– Ох-ох! Не пойму, откуда же нам солнце светит!..

На что Ольга молча ответила сестре удивленно-снисходительной улыбкой, в которой, впрочем, можно было прочесть затаенную обиду. Анастасия виновато обняла ее и зачастила:

– Ну, Олька, Оленька… Ты ведь, в самом деле, для нас всех самое большое солнышко! Вот и Джим тебе скажет, – она выпустила талию сестры, схватила свою крошечную курносую собачку, которая безмятежно похрапывала на ее кровати, но на собственной подушке – лиловой, с вышитым на ней крестиком изображением грозного зубастого пса. – Смотри! Он то же самое говорит!..

Джим спросонок сказал то же самое – несколько раз гавкнул своим тяжелым и страшным, словно у волкодава, басом.

– А я? – вопрошала Анастасия. – Ты на меня посмотри! Какая я толстая стала! Нет, я просто жирная, как барсучиха, – даже на людях неприлично показаться!.. А? Ведь неприлично, да?

Ольга нежно обняла ее и молча поцеловала.

Сегодня третья котлета досталась Ольге, она тихонько отодвинула ее Татьяне, та подцепила котлету вилкой, на которой не хватало одного зуба, и шлепнула в тарелку Марии. Мария подумала и спросила взглядом Анастасию: «Хочешь?» Но та указала кончиком языка на Алексея. Он разгадал молчаливый диалог сестер и затряс головой. Кроме всего прочего, у него сегодня разболелось колено, но он старался не подавать виду.

– Надоело!.. – сказал он. – Ничего на свете не хочу. Эй, Лика! Леонид-спартанец! Где ты?

Из коридора появился поваренок.

– Тута я, Алексей Николаевич!

– Сегодня, Синдбад-мореход, больше всех повезло все-таки не Машке, а тебе! – сказал Алексей, отодвигая в сторону тарелку, на которой уже лежала призовая котлета.

Алексей любил придумывать поваренку прозвища. Когда Александра впервые услышала, что он назвал Седнева Синдбадом, она потом около часа осторожно допытывалась: откуда он взял Синдбада? Она ненавязчиво, но строго контролировала все чтение сына, и опасные «Тысяча и одна ночь» мимо нее никак проскочить не могли. В конце концов, Алексей убедил мать, что это историческое имя он встретил в какой-то совсем другой книжке, а в какой – не помнит. На самом деле, помнил очень хорошо. Он успел прочесть целых шесть томов запрещенных арабских сказок еще дома, в кустах Царскосельского парка, куда ему тайком таскал книги в красных сафьяновых переплетах его товарищ по играм – кадет морского корпуса Макаров, от которого Алексей в феврале прошлого года заразился корью.

Но не успел Синдбад проглотить приз – на пороге появился Юровский, как всегда, во всем черном, сдержанно-приветливый, непрерывно ощупывающий острым взглядом карих глаз и людей, и предметы. «Черный человек», – назвала его Татьяна, но неожиданно ей возразила тогда Ольга, заявив, что Юровский ей кажется самым приличным из их тюремщиков, хотя прибавила: «Я от него постоянно чего-то жду. Какой-то серьезной перемены в нашей жизни».

– Доброе утро! – обратился Юровский ко всем сразу, и ему нестройно ответили. – Как прошла ваша нынешняя ночь?

– Необычайно интересно! – ответила за всех Мария.

– В самом деле? – поднял брови Юровский.

– Больше вам скажу, товарищ гражданин Юровский: она прошла просто не на шутку увлекательно! – ответила Мария с бесконечно вдохновенным видом, словно приглашая Юровского в заговорщики, хотя давно убедилась: сэтим-то комиссаром ей явно не повезло.

– Вот как! – заметил Юровский. – И что же, смею спросить, вас так развлекло?

– Мы за клопами охотились! – сбил интригу Алексей.

– Что вы говорите! – снова поднял брови комендант. – Таки за клопами?

И оглядел присутствующих. Все замолчали. Только Николай в ответ вздохнул и широко развел руками: так вот, что тут поделаешь – было такое.

– Ой, как нехорошо! – покачал головой Юровский. – Ой, нехорошо, нехорошо!

Тут, словно во время урока, подняла руку Анастасия.

– Да? – спросил Юровский. – Что вы хотите сказать? Или спросить?

– А разве за клопами охотиться запрещено? – наивно спросила она.