Читать книгу "Когда говорит кровь - Михаил Беляев"

И встреча с ним нагоняла на фалага почти столько же страха, как и с Ривной. Как он посмотрит в глаза Эдо Хайдишу? Что скажет? Что просто выполнял приказ и не посмел ослушаться своих командиров? Да, наверное, так именно он и скажет. Ведь такова была правда. Но что ответит ему на это его бывший листарг? Поймет ли? Промолчит? Или же проклянет как преступника? Он то сам ослушался приказа, посчитав его незаконным. И за это сидел теперь запертым и ожидая не то суда, не то отставки и ссылки.

Ответов на свои вопросы Айдек не знал. Д и боялся их услышать.

Поднявшись по узкой лестнице, которая явно рассчитывалась на случай боев внутри крепости, он оказался на втором этаже, где за закрытыми дверями находились пленники. Коридор с низким потолком освещали коптящие факелы, выхватывавшие из полутьмы конторы массивных дверей. Хайладская крепость была лишена того света и простора, который так любили тайлары. Всё в ней несло печать суровой и чужой старины. Эпохи погибшего Джасурского царства.

Насколько знал Айдек Эставия, перевороты в том государстве были совсем не редкостью. Цари и династии все время менялись, и всякий раз побежденных ждала быстрая, но весьма страшная расправа. Правители старых царств считали, что чем изощрение они казнят своих предшественников, тем прочнее будет их власть и потому редко вспоминали о милосердии. Как-то Айдек прочитал, что одной из самых известных и частых казней тогда было замуровывание живьем. Особенно новые цари любили оставлять своих врагов в стенах строящихся крепостей. По джасурским поверьям, это должно было связать камни особой магической силой. Предать прочности камням и мужества защитникам. Так что и за этой крупной кладкой вероятно скрывался далеко не один скелет неудачливых противников какого-нибудь царя или военачальника.

Фалаг провел рукой по стене и доносившиеся снизу гулкие, едва различимые голоса солдат, на миг показались ему стонами призраков, скованных на веке в камне. В их век тоже хватало жестокости. И пусть традиция замуровывать врагов канула влету вместе с некогда могучим Джасурским царством, казни в Тайларе далеко не всегда отличались милосердием.

Когда Айдек прошел чуть вперед, он понял что не один. Возле дальней двери, прислонившись к стене, и словно слившись с ней воедино, стоял страж. Фалаг сразу понял, что это не солдат из тагмы, а один из телохранителей Патара Туэдиша: он был одет в выбеленный торакс поверх кольчуги и такую же белую накидку.

Пройдя чуть вперед, он остановился перед первой дверью и кивнул на принесенный им поднос. Страж медленно отлепился от стены, и, подойдя к Айдеку, кивнул ему в безмолвном приветствии. Немного повозившись с замком, он открыл перед фалагом дверь и сделал приглашающий жест рукой.

Айдек не знал, кого именно держали в этой комнате. Он ещё не успел побывать у пленных и лишь мысленно попросил Всевышнего, чтобы там не оказалось Эдо Хейдеша. Он был не готов начинать этот день со взгляда в глаза бывшего командира.

Незаметно выдохнув, Айдек шагнул в небольшую темную комнату, освещённую лишь узкой полоской света из окошка-бойницы, в которое и руку-то можно было просунуть лишь с большим трудом. Из мебели тут был большой стол, пара стульев, сундук, да одноместная кровать, на которой, повернувшись лицом к стене, лежал крупный мужчина.

Для Эдо Хейдеша он был уж слишком большими плечистым. Всё же Всевышний внял робким мольбам фалага и не стал сразу сталкивать его лоб в лоб с бывшим командующим.

Мужчина на кровати пошевелился и, повернувшись к Айдеку в пол-оборота, уставился на него, сдвинув посидевшие брови.

— Что? Уже пора?

— Пора? — смущенно переспросил Айдек.

— Пора на казнь. Куда ещё меня могут повести, как не на плаху?

Мужчина поднялся и сел, проведя руками по лицу. Он был хорошо сложен, хотя и заплыл жиром, и даже несмотря на весьма солидный возраст в нём чувствовалась могучая сила. Айдеку он был не знаком, но вспомнив разговоры об узниках, фалаг почти сразу догадался, кому именно он принес завтрак.

— Вы же Убар Эрвиш?

— Он самый. Победитель смутьяна Рувелии, спаситель государства, герой битвы под Афором, стратиг, в том числе — высший, а теперь, похоже, ещё и позорный заговорщик.

Только подумать, прямо перед ним сидела живая легенда. Полководец, что положил конец последнему крупному восстанию смуты и вернул мир на земли Тайлара. Во время обучения искусству войны, командиры и наставники всегда ставили Убара Эрвиша в один ряд с самыми выдающимися завоевателями и гениями военной мысли. Его битвы, засады, хитрости и маневры изучали часами, а на его победах росло не одно поколение командиров. И вот эта легенда, этот герой, что подавал пример тысячам и тысячам воинов, сидел на кровати в Хайладской крепости, ожидая суда, и почти неминуемой казни.

— Вас хорошо знают и помнят в тагмах, — только и нашелся, что ответить ему Айдек.

— Правда? — удивленно произнес полководец. — Ну, тем хуже для меня.

— Почему?

— Фалаг, я же не ошибся в вашем звании?

— Всё так, господин Эрвиш.

— Послушайте старого и повидавшего многое воина, да и просто пожившего человека. Вы ещё юны и видимо не знаете простой истины, что все победы и деяния прошлого ничего не стоят, перед последними поступками жизни. Так уж вышло, что люди склонны лучше запоминать то, что произошло посвежее. Старые заслуги забываются и стираются. Они бледнее, чем новые воспоминания. Чтобы там не говорили зацикленные на старине старейшины-алатреи. Поэтому можно выиграть сотню битв, построить сотню храмов, или спасти от голода тысячу человек, а потом захлебнуться на пиру в блевотине, и люди запомнят тебя именно за это. Вот и меня будут помнить по моим последним делам. Да, лет через сто, меня может, отмоют и вспомнят добрым словом. Когда все живущие сейчас станут равно далекими от живых тогда, такое вполне может случиться. Но для моих современников и их ближайших потомков, я останусь мятежником. И что хуже того — мятежником неудачным. А это самое худшее клеймо из всех. Эх, зря покинул своё имение.

— Это не так. Вы легенда, господин Эрвиш.

— Моя легенда связана с прошлым. Со сражениями, отгремевшими десятки лет назад.

— Вашим победам посвящена стела, — сам не понимая, зачем настаивал Айдек.

— Самая спорная стела из всех. Многие считают, что её вообще нельзя было ставить и что она порочит весь Царский шаг и запечатленную там славную историю. Я же разбил не орду дикарей, или иноземную державу, а всего-навсего разогнал толпу смутьянов и беглых рабов. Какая уж тут доблесть. Вот только я скажу вам так, фалаг, Рувелия был поопаснее любого варварского вожака. Он знал наше искусство войны, был взращен им и весьма творчески переосмыслял его на полях сражений. Поверьте, мне было с чем сравнивать. Ведь нашествие Царицы Дивьяры я тоже видел своими глазами, и сражался с ней. Хотя и не как главнокомандующий.

— Нам всегда говорили, что восставшие вулгры не сильно отличались от мятежников рувелитов.