Читать книгу "PASSIONARIUM. Теория пассионарности и этногенеза. Этногенез и биосфера земли. Конец и вновь начало - Лев Гумилев"

Этот противоестественный уровень развития урбанизации – синоним инерционной фазы, когда этнос, как Антей, теряет связь с почвой, на которой он вырос. На эту тему Джон Стюарт Коллинс в книге «Всепобеждающее дерево» пишет: «Святой Павел был прав, призывая гнев Божий на головы жителей Антиохии. Правы были и другие пророки, проклинавшие города. Но, поступая правильно, они руководствовались ложными мотивами. Суть греха была не в его моральной стороне, он относился не к теологии, а к экологии. Чрезмерная гордыня и роскошь не навлекли бы кары на людей; зеленые поля продолжали бы плодоносить, а прозрачные воды нести прохладу; какой бы степени ни достигли безнравственность и беззаконие, высокие башни не зашатались бы, а крепкие стены не обрушились бы. Но люди предали Землю, данную им Богом для жизни; они согрешили против законов земных, разорили леса и дали простор водной стихии – вот почему нет им прощения, и все их творения поглотил песок» [цит. по: 77, с. 161].

Блестяще, но неверно! Безнравственность и беззаконие в городах – прелюдия расправы над лесами и полями, ибо причина того и другого – снижение уровня пассионарности этносоциальной системы. При предшествовавшем повышении пассионарности характерной чертой была суровость и к себе, и к соседям. При снижении – характерно «человеколюбие», прощение слабостей, потом небрежение долгом, потом преступления. А привычка к последним ведет к перенесению «права на безобразия» с людей на ландшафты. Уровень нравственности этноса – такое же явление природного процесса этногенеза, как и хищническое истребление живой природы. Благодаря тому что уловили эту связь, мы можем написать историю антропогенного, т. е. деформированного человеком, ландшафта, ибо скудость прямых характеристик природопользования у древних авторов может быть восполнена описаниями нравственного уровня и политических коллизий изучаемой эпохи. Именно динамика описанной взаимосвязи – предмет этнологии, науки о месте человека в биосфере.

А пока мы можем сделать жестокий, но логический вывод. То, что европейские эволюционисты называют «цивилизацией», а мы – инерционной фазой этногенеза, не так уж безобидно и прогрессивно. Оказывается, за все надо платить. И везде, где проходила инерционная фаза, цивилизация пилила сук, на котором сидела. Потому и является неизбежной следующая фаза, о которой ни один историко-географ не скажет доброго слова.

Глава десятая. Когда начинается тьма

Смена фазовых императивов

Характеризуя инерционную фазу, мы уделили много места анализу тех неблагоприятных изменений, которые в эту фазу происходят в отношениях этноса с кормящим его ландшафтом.

Но еще страшнее, пожалуй, те изменения, которые происходят внутри самой этнической системы в инерционную фазу. Ведь не надо забывать и об субпассионариях. А таковые всегда были. В фазе подъема они были совершенно не нужны и не ценились вовсе. Затем, во время акматической фазы, их использовали как пушечное мясо и ценили очень мало. А вот в инерционное, тихое время начинают возникать теории о том, что «Человек – звучит гордо», всякому человеку надо дать возможность жить, человека нельзя оставить, человеку надо помочь, надо накормить его, надо напоить его, ну а если он не умеет работать, что же – надо научить, а если не хочет учиться, ну что ж, значит, плохо учим. Вообще самое главное – человек, все для человека. Поэтому в «мягкое» время цивилизации при общем материальном изобилии для всякого есть лишний кусок хлеба и женщина.

Представьте себе, как люди определенного субпассионарного склада используют такое учение, которое становится этическим императивом. Они говорят: «Хорошо, мы на все согласны, только вы нас кормите и на водку давайте. Если мало дадите, то мы „на троих скинемся”, ничего страшного». Их становится все больше и больше, но для них находят место, и они размножаются, потому что им больше делать нечего. Диссертаций-то они не пишут. К концу инерционной фазы этногенеза они образуют уже не скромную маленькую прослойку внутри этноса, а значительное большинство. И тогда они говорят свое слово: «Будь таким, как мы!», то есть не стремись ни к чему такому, чего нельзя было бы съесть или выпить. Всякий рост становится явлением одиозным, трудолюбие подвергается осмеянию, интеллектуальные радости вызывают ярость. В искусстве идет снижение стиля, в науке оригинальные работы вытесняются компиляциями, в общественной жизни узаконивается коррупция, в армии солдаты держат в покорности офицеров и полководцев, угрожая им мятежами. Все продажно, никому нельзя верить, ни на кого нельзя положиться, и для того, чтобы властвовать, правитель должен применять тактику разбойничьего атамана: подозревать, выслеживать и убивать своих соратников.

Порядок, устанавливаемый в этой стадии, которую мы называем фазой обскурации – омрачения или затухания, нельзя считать демократическим. Здесь, как и в предшествовавших фазах, господствуют консорции, только принцип отбора иной, негативный. Ценятся не способности, а их отсутствие, не образование, а невежество, не стойкость в мнениях, а беспринципность. Далеко не каждый обыватель способен удовлетворить этим требованиям, и поэтому большинство народа оказывается с точки зрения нового императива неполноценным и, следовательно, неравноправным.

Сейчас мы попытаемся охарактеризовать эту последнюю фазу существования этноса – фазу обскурации. Тут мы встречаем затруднения в выборе примеров. Дело в том, что не каждый этнос доживает до фазы обскурации. Бывают случаи, когда он гибнет раньше, и это случается настолько часто, что фаза обскурации вообще может быть прослежена только на небольшом количестве примеров.

Тут неуместны примеры из новой истории, из истории Европы, которая не дошла еще до этой последней фазы своего этногенеза. Чтобы описать фазу обскурации, мы должны взять древние периоды истории, где эта фаза просматривается с достаточной четкостью и полнотой. Очень характерна для этого эпоха Поздней Хань и Троецарствия [46] в Китае (III в.), включая эпоху Пяти варваров и Северной Вэй (IV–VI вв.). Но Китай мы не будем брать в качестве примера, потому что это очень экзотическая тематика. Более доступна и понятна (просто ближе к нам и к нашей эрудиции) эпоха Римской империи, которая была настолько грандиозна, что не сумела сгнить раньше, чем ее уничтожили соседи. Древнекитайская империя Хань проделала тот же самый путь [62].

Как видно из вышесказанного, обскурация характеризуется преобладанием субпассионариев, которые постепенно вытесняют и гармоничные, равновесные особи, особи «золотой посредственности», провозглашенной как идеал в инерционную фазу Октавианом Августом в конце I в. до н. э. Вытесняют в этой фазе субпассионарии и пассионариев, хотя и те и другие сосуществуют с ними. И тут нужно задать себе вопрос: «Каким же это образом субпассионарии, неспособные к сосредоточению, неспособные ставить себе цели, вести себя организованно в каких-нибудь мало-мальски длительных операциях, все разваливающие, оказываются на гребне волны и начинают диктовать всем даже не свою волю (потому что воли у них нет), а свои капризы?» Ведь это крайне невыгодно, крайне неприятно и для самих субпассионариев, и, конечно, для всех окружающих, и тем не менее это происходит!