Читать книгу "Братья и сестры по оружию. Связные из будущего - Юрий Валин"

Пальцы просто ужас как слушаться не желали, — Пашка тщился запихать в барабан патроны. В балке сотворилось истинное чистилище — пылали бочки с горючим, трещали выстрелы. С обоих склонов шпарили пулеметы. Видать, жив еще прапор. Бахнула брошенная сверху граната. Часть беляков удирали в глубину балки. Другие валялись у бричек. Металась раненая лошадь, остальные лошадки рвались с коновязи. Рядом с ними маялся, раскачиваясь на коленях, поручик, зажимал распоротый осколками гранаты живот. Заканчивая с барабаном, Пашка расслышал резкие хлопки выстрелов «маузера» — Катерина свое гнет. С правого скоса снова ударил «максим». Пулемет прапорщика огрызнулся короткой очередью.

Нужно помочь. Пашка наконец сунул револьвер в кобуру, снял со спины карабин и полез на склон. Позиция выгодная — вроде никто не видит, и склон здесь невысок. Подниматься на ноги Пашка не стал, пополз вдоль кромки обрыва на пузе, полынь лезла в лицо, пыльно щекотала нос. Пулемет грызся где-то рядом. Сколько их там? Поднимать голову не хотелось. Оказалось, зря — трава неожиданно кончилась, Пашка чуть не свалился в наскоро выкопанный окопчик. В соседнем — в двух шагах — содрогался в длинной очереди «максимка», над кожухом дрожал раскаленный воздух. Мелькнуло озлобленное лицо, повернулось на Пашкино движение — дернулась рука к лежащей на бруствере винтовке. Пашка навскидку бахнул из карабина. Офицер дернул головой, замер.

Пашка сполз в неглубокий окопчик, отодвинул убитого. Тот сопротивлялся, как тяжелый мешок, под ноги, звеня, осыпались гильзы. На ощеренных зубах убитого блестели нити слюны. Тоже прапорщик, чуть постарше Германа.

Стоило начать поворачивать пулемет — над щитом просвистели пули. Пашка, бормоча ругательства, схватил чужую винтовку, вскинул прикладом вверх. Больше не стреляли. Пашка довернул пулемет, стараясь не обращать внимания на кровавые брызги на затыльнике, выпустил остаток ленты по дальней части балки. Скорее для острастки — там смутно мелькали удирающие беляки.

Отпустив нагретые рукоятки, Пашка вытер ладони о шаровары. Посмотрел вниз — Катерина уже выбралась из-за подбитых двуколок и бричек, пригибаясь, с двумя пистолетами в руках, своей диковинной кошачьей походкой скользнула к лошадям. Там же рядом стоял на пробитых шинах потрепанный «фордик». Вокруг валялись с десяток тел — свалилась, значит, Екатерина Григорьевна, беднягам прямо на голову, да и проморгаться не дала.

Глухо грохнуло — Пашка стукнулся носом о пулемет. Над выходом из лощины поднимался высокий столб дыма — ага, «англичанин» спекся. Его мелкий собрат все дымил — как бы тоже не рвануло. Снаряды-то в нем имеются.

Пашка вытащил из «максима» ударник, сунул на всякий случай в карман и полез вниз. Пересекать лощину между валяющихся тел было неловко — так и казалось, что шевельнутся. Пашка держал карабин на изготовку. Вынырнула Катерина с каким-то свертком под мышкой:

— С пулеметом ты грамотно. Такая меткая гадюка сидела.

— Прапор ихний, — пробормотал Пашка. — Хорошо, сам-один был.

— Ну и славно, давай-ка наверх.

Забрались на косогор. Герман сидел в россыпи гильз, обматывал серым бинтом плечо красноармейца. Боец мычал и скрипел зубами — пуля раздробила ему ключицу. Штабс-капитан, ссутулившись, курил поодаль, у окопчика.

— Дай-ка я, — Катерина извлекла из своих неисчерпаемых карманов бинт, принялась ловко заматывать плечо. — Поторапливаться нужно, пока нашего «Лёву» совсем не раскромсали.

Действительно, пощелкивание рвущихся в развороченном танке патронов перекрыло сдвоенные разрывы снарядов гаубицы. Батарея продолжала нащупывать бронепоезд.

— Господин штабс-капитан, — позвала Катя. — Идемте.

Штабс-капитан, не оборачиваясь, неопределенно махнул рукой и не торопясь зашагал прочь вдоль кромки обрыва.

— Он там наблюдателей гранатами накрыл, — пробормотал Герман. — Связкой. Ну и…

Катерина поспешно выпрямилась, пошла за офицером. На ходу мельком глянула в развороченный окоп, ускорила шаг.

— Господин штабс-капитан!

Офицер, по-прежнему не оглядываясь, легко спрыгнул вниз в лощину.

«К своим, что ли, намылился?» — удивился Пашка.

Хлопнул револьверный выстрел.

Катя с разбегу сиганула в балку.

Пашка и Герман переглянулись.

— Идейный был штабс, — прохрипел раненый красноармеец. — Оно и верно, своих-то рвать не каждый сможет.

Катя выбралась обратно, в руках документы и портсигар с монограммой.

— Рано он в отставку подал. Дурак. Видно, дома никто не ждал.

— Дом? Да что это такое, Екатерина Григорьевна? — прошептал Герман.

— Дебилы вы! Шанс же есть. У каждого есть! Что ж вы, вашу мать, втридорога, распинай вас…

Катерина материлась, пока шли вдоль кромки обрыва. Красноармеец обхватывал Пашку за шею, кряхтел, слушая сложные загибы. Подальше обошли чадящего «англичанина», дверца спонсона была распахнута, оттуда свисало что-то неопределенное, похожее на корягу. Пашка с ужасом увидел еще одну «корягу» поближе, торчала скрюченная птичьей лапкой рука, сквозь чад долетал запах свежеподжаренной свинины.

— Катерина Григорьевна, они же—…с ужасом пролепетал Пашка.

— Не смотри, — буркнула командирша. — Насмотришься еще. Когда они пехоту на траки наматывают — тоже натюрморт шикарный выходит. Технический прогресс, господа-товарищи.

«Товарищ Троцкий» стоял окутанный дымом. Прямым попаданием добило заднюю бронеплощадку. Пылали вагоны конюшни и кухни. Прошитый осколками «черный» паровоз окутывали клубы пара.

Раненые лежали в наскоро выкопанных окопчиках. Пашка увидел Витку, помогающую фельдшеру. С холма бронепоезд обстреливали, но винтовочный огонь был вялым — слащевцы потеряли уверенность. Снизу отвечали пулеметчики «Троцкого». Бой, судя по всему, затухал. Даже гаубицы плевались реже — видно, снаряды были на исходе. Когда остатки десантного отряда бронепоезда пошли в обход холма, слащевская пехота с вершины поспешно отошла. Разорвались последние снаряды, выпущенные гаубицами, и бой окончательно угас.

В кобуре «нагана» оказалась сквозная дыра — это тот, с усиками, из своей игрушки прошпокнул. Как ляжку не задело? Впрочем, попорченная кобура забылась сразу. За ночь Пашка наработался вволю. Людей было мало, из ремонтников, считай, никого не осталось. Рельсы клали на живую нитку. Пашка махал кувалдой почти на ощупь. Фонари старались не зажигать — из степи нет-нет да постреливали. Командирша с Германом ушли в «секрет» на холм. Витка с Протом занимались ранеными — в них числилась большая часть команды «Троцкого». Тяжело контуженный командир бронепоезда лежал без сознания. Комиссара Хвана зацепило в ногу. Охраной бронепоезда занялся генерал Хомов, тактично передававший приказы через последнего оставшегося в строю командира бронеплощадки. Остальные бойцы торопливо занимались ремонтом.

Когда в предрассветном сумраке «Товарищ Троцкий» отполз от проклятого холма, Пашка едва держался на ногах. Ожидание ночной атаки изматывало не меньше, чем работа кувалдой. Но атаки так и не последовало, и закопченный, исковерканный «Троцкий» двинулся на юг. Днем Пашка дрых на шинели и не слышал, когда к бронепоезду подскакали разведчики из 45-й дивизии Якира.