Читать книгу "От Красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство (1917-2036) - Юрий Георгиевич Фельштинский"

персональную пенсию в связи с нетрудоспособностью из-за полученной раны.

83

Дефект Каплан, как наемного убийцы, заключался еще и в том, что она была полуслепая и полуглухая. Это выяснилось на допросе 31 августа бывшей каторжанки Нерчинской каторги эсерки В. М. Тарасовой-Бобровой, отбывавшей в свое время вместе с Каплан наказание на царской каторге. Показания эти были также подтверждены левой эсеркой Д. Пигинят, тоже в свое время отбывавшей каторгу вместе с Каплан, и членом ЦК партии эсеров Д. Д. Донским, военным врачом по специальности: «Довольно привлекательная женщина, — вспоминал он о Каплан, — но без сомнения сумасшедшая, и в дополнение к этому с различными недугами: глухота, полуслепота, а в состоянии экзальтации — полный идиотизм».

84

Это подкреплялось показаниями одного из свидетелей, С. И. Титова, данными по горячим следам, 31 августа в 1.50 ночи: «Но, когда товарищ Ленин стал браться рукой за ручку автомобиля, в это время женщина, за которой я следил, присела и начала стрелять. Тогда публика рассыпалась во все стороны. […] В это время какой-то господин побежал к ней, вышиб у ней револьвер и начал поднимать тов. Ленина, и она отошла шагов на десять, и мы ее сейчас же задержали и повели ее в Замоскворецкий военный комиссариат» (Фанни Каплан. Или кто стрелял в Ленина? С. 146).

85

Источник. 1993. № 2. С. 80.

86

Фанни Каплан. Или кто стрелял в Ленина? С. 142.

87

Там же. С. 143–144.

88

Мальков П. Записки коменданта Кремля. С. 148.

89

Там же. С. 160.

90

Источник. 1993. № 2. С. 73.

91

Фанни Каплан: «Я стреляла в Ленина». (Попытка документального расследования покушения на В. И. Ленина). Редактор-составитель и автор комментариев Б. М. Сударушкин. Рыбинское подворье. Филиал издательства «Русская энциклопедия», 1990. С. 61.

92

В декабре 1925 года решением партийного съезда РКП(б) была переименована в ВКП(б). Слово «Российская» было заменено на «Всесоюзная».

93

«Недалеко от автомобиля нами при осмотре найдены четыре расстрелянные гильзы, приобщенные к делу в качестве вещественных доказательств», — запротоколировали В. Кингисепп и Я. Юровский (Фанни Каплан. Или кто стрелял в Ленина? С. 110).

94

Фанни Каплан. Или кто стрелял в Ленина? С. 103.

95

Там же. С. 171.

96

Там же. С. 177.

97

Максимова Э. Следствие по делу Фанни Каплан продолжается. Известия. 1994. 4 марта; Андриасова Т. Была ли киллером Фанни Каплан? Новое русское слово. 1996. 8 апреля. С. 4; Фанни Каплан. Или кто стрелял в Ленина? С. 40, 48; Интервью научного сотрудника музея Ленина в Москве Д. Малашенок. Московский комсомолец. 1992. 19 сентября; Данилов Е. Тайна «выстрелов» Фанни Каплан. Звезда Востока (Ташкент). 1991. № 1. С. 122–123.

98

Фанни Каплан. Или кто стрелял в Ленина? С. 19.

99

Но очевидно, что «эсер-террорист» не мог подавать «доклад» в ЦК большевистской партии. Доклад в вышестоящий ЦК мог готовить только сотрудник ВЧК по приказу вышестоящего начальства.

100

Там же. С. 32–33. Источник. 1993. № 2. С. 72.

101

Этот документ, как и рапорт Семенова, получил название «Доклад Л. В. Коноплевой в ЦК РКП(б)».

102

В учетной партийной карточке Коноплевой стоит дата: февраль 1921 г.

103

«Дорогой Леонид Петрович! Мне хочется немного поговорить с Вами, поделиться своими мыслями. Весь 1919 год был годом ломки моего старого идеологического мировоззрения. И результат был тот, что и по взглядам своим, и по работе фактически я сделалась коммунисткой, но формальное вхождение в РКП считала невозможным благодаря своему прошлому. Еще будучи в ПСР, а также в группе «Народ», я считала, что долг наш — мой и Семенова — во имя справедливости открыть те страницы в истории ПСР, скрытые от широких масс, Интернационалу. […] Вопрос этот, связанный с тяжелым личным моральным состоянием, стал перед вхождением моим в РКП. С одной стороны, я чувствовала, что не имею морального права войти в партию, перед которой имею столько тяжких грехов, не сказав ей о них; с другой стороны, считала, что открыть его, не указав фактического положения вещей, связи с прошлой работой в ПСР, персонально ряде лиц, я не могла — слишком все было связано одно с другим […]

Перед вступлением в РКП я Вам говорила не раз, что мое прошлое мешает войти. Но я решила перешагнуть через прошлое и в партию вошла, имея на мысли дальнейшей работой хоть немного покрыть прошлое, свои ошибки и преступления перед революцией.

Приехав за границу, читая с.-р. орган «Воля России», старое воскресло с новой силой. Это травля русской революции, коммунистической партии, которую ведут эсеры, раздувая и крича об ошибках РКП, стараясь восстановить против нас западноевропейский пролетариат, крича об ужасах ЦК и красного террора, зародили мысль о необходимости во имя революции и партии раскрыть перед пролетариатом, и международным, и русским, истинное лицо ПСР, ее тактику, ее преступления перед революцией.

Я знаю, что все, что в интересах революции, — допустимо и справедливо. Интересы революции — наша правда, наша мораль, и когда мы с Семеновым перед отъездом его в Россию обсуждали этот вопрос, то так решили оба — если интересы революции требуют, то мы должны, обязаны это сделать… Как за террористическим актом должна последовать физическая смерть выполнителя, так за этим актом — моральная смерть…

Я задавала себе вопрос, старалась проверить себя, что, может быть, потому так тяжело, так мучительно подавать мне заявление в ЦК РКП, что у меня осталось что-то общее с эсерами, какая-то связь. На это ответила себе, отвечаю и Вам — нет, ничего не осталось. Как они являются врагами революции, врагами РКП, так они и мои враги» (Н. Д. Костин. Суд над террором. М. 1990. С. 11–12).

104