Читать книгу "Сентябрь - Розамунда Пилчер"

Конрад Таккер…

Двенадцать лет прошло. Ей тогда был двадцать один год. Как далеко в прошлом то памятное лето, и столько событий за это время произошло, она с трудом восстанавливала в памяти подробности. Они встретились в загородном клубе в Лиспорте, Конрад работал адвокатом в Нью-Йорке в фирме своего дяди. У него была квартира в районе Пятидесятых улиц Ист-Сайда, а его отцу принадлежал дом в Саутгемптоне, и, будучи в гостях у отца, он приехал в Лиспорт принять участие в теннисном турнире.

Да, именно так все и было. Вирджиния смотрела соревнования и болела за него, а потом он отыскал ее и принес коктейль, а она именно этого и хотела.

Она поискала в сумочке губную помаду, не нашла и в качестве утешения прыснула на себя духами.

Чудесное было лето. Конрад проводил в Лиспорте почти все выходные, вечерами на берегу Файр-Айленда устраивали пикники, жарили на костре мясо, пекли клемы.[16]Много играли в теннис, плавали на старенькой дедушкиной яхте по голубым водам залива. По субботам в клубе устраивали вечера, они с Конрадом танцевали на просторной веранде, и небо было усыпано звездами, а оркестр играл «Любовь в твоих глазах»…

Однажды они с бабушкой приехали в будний день в город посмотреть какую-то пьесу и пройтись по магазинам, остановились в «Колониальном клубе». Конрад позвонил, пригласил ее ужинать в «Плеяды», а потом они пошли в кафе «Карлайль» и до рассвета слушали Бобби Шорта.

Двенадцать лет… Двенадцать световых лет назад. Вирджиния взяла сумочку и плащ, поднялась по лестнице в бар. Конрада еще не было. Она попросила виски с содовой и пачку сигарет и села за пустой столик в углу.

Там она выпила залпом половину виски и сразу же согрелась, ей стало легче, откуда-то взялись силы. Этот ужасный день еще не кончился, но она чувствовала, что ей дали передышку и что она больше не одна.

— Начинай ты, — сказала она Конраду.

— Почему я?

— Потому что прежде, чем рассказывать о себе, я должна знать, что ты здесь делаешь. Как ты оказался в Шотландии, что занесло тебя в Релкирк? Наверное, существует какое-то разумное объяснение, но я его не нахожу.

Он улыбнулся.

— Сказать правду, я здесь ничего не делаю. У меня большой отпуск. Не на год, как у преподавателей университетов, но достаточно долгий.

— Ты по-прежнему адвокат в Нью-Йорке?

— Да.

— На дядиной фирме?

— Нет, теперь я ее возглавляю.

— Звучит внушительно. Продолжай.

— Я странствую уже полтора месяца. Ездил по Англии, жил у разных знакомых в Сомерсете, Беркшире, в Лондоне. Потом перебрался в Шотландию, прожил несколько дней в Келсо у дальнего родственника моей матери. Изумительное место. А какая рыбалка! Сегодня после обеда я с ними простился и приехал на поезде сюда.

— Сколько ты пробудешь в Релкирке?

— Одну ночь. Завтра утром я возьму напрокат машину и поеду дальше на север. Я приглашен на бал.

— А где устраивают этот бал?

— В поместье, которое называется Коррихил. Но жить я буду в другом доме, он именуется Крой, у…

— Знаю, — прервала Вирджиния, — у Арчи и Изабел Балмерино.

— Откуда ты знаешь?

— Они мои близкие друзья. Мы все живем в одной деревне — Страткрое. А ты… ты знаком с Кэти Стейнтон?

— Познакомился в Лондоне.

— А, так ты и есть тот самый «грустный американец», — брякнула, не подумав, Вирджиния и тут же захотела откусить себе язык.

— Прости?

— Нет, Конрад, это ты прости меня. Надо же, ляпнула… Понимаешь, никто не помнил твое имя, поэтому я и не знала, что приезжаешь именно ты. В воскресенье мы обедали у Балмерино, и Изабел сказала о тебе.

Конрад покачал головой.

— Я знал, что ты вышла замуж за шотландца, но и только. Вот не думал, что встречу тебя.

— Однако встретил, вот она я, миссис Эдмунд Эрд. — «Во всяком случае, надеюсь, что миссис Эрд», — подумала она. — Конрад, это у меня случайно вырвалось — «грустный американец», поверь. Изабел ничего о тебе не знает, ей только сказали, что Кэти познакомилась с тобой в Лондоне и что у тебя умерла жена.

Конрад поднял стакан с виски, повертел его в руке, глядя, как плещется янтарная влага. Потом сказал:

— Да, все правильно.

— Это ужасно.

Он посмотрел на нее.

— Да.

— Ты не рассердишься, если я спрошу, отчего она умерла?

— У нее была лейкемия. Она долго болела.

— Как ее звали?

— Мэри.

— А сколько лет вы были женаты?

— Семь.

— У тебя есть дети?

— Дочь Эмили, ей шесть лет. Сейчас она осталась с моей мамой в Саутгемптоне…

— Ты уехал… тебе легче вдали от дома?

— Это я пойму, когда вернусь.

— А когда ты собираешься вернуться?

— На следующей неделе. — Он допил свой виски и встал. — Принесу нам еще.

Она смотрела, как он подходит к бару, заказывает еще по одной порции, расплачивается, и пыталась понять, почему всем сразу безошибочно ясно, что он американец, хотя резинку не жует и не подстрижен ежиком. Может быть, его выдает телосложение: широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги? А может быть, одежда? Начищенные мокасины, брюки из плащовки, рубашка от «Брукс Бразерс», синий свитер тонкой пушистой шерсти со скромным знаком фирмы «Ральф Лоран».

Она слышала, как он спросил бармена, есть ли орешки. Спросил вежливо, спокойно, и бармен нашел пакетик арахиса и высыпал в блюдце, и Вирджиния вспомнила, что Конрад никогда не повышает голоса и неизменно любезен со всеми, кто его обслуживает, будь то механик на заправочной станции, бармен, официант, таксист или швейцар. Старый негр-мусорщик, в чьи обязанности входило содержать в чистоте причал в Лиспорте, расцветал улыбкой при виде Конрада, потому что тот потрудился узнать его имя и при встрече всегда говорил: «Здравствуйте, Клемент».

Добрый, внимательный человек. Она попыталась представить себе его покойную жену, подумала, что у них, без сомнения, был счастливый брак, и возмутилась несправедливостью судьбы. Почему она всегда выбирает своей жертвой любящие пары и не желает карать тех, кто превращает в ад жизнь не только друг другу, но и всем окружающим. Семь лет. Недолго они прожили вместе, но все же у него осталась дочь. Вирджиния подумала о Генри. Слава Богу, что у Конрада есть ребенок.

Он вернулся к столу, и она заставила себя улыбнуться. Виски в стаканах казался совсем темным.