Читать книгу "Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки - Джон Шелби Спонг"

Однако главная цель косметической промышленности – сделать человека не старше его лет, а моложе. Ее предприятия выпускают кремы для лица, замедляющие образование морщин, и еще более эффективные средства для маскировки морщин, которые уже образовались. Морщины – знак старения, их появление не предотвратить ничем. Кроме того, в мире косметики производятся красящие средства различных оттенков, чтобы замаскировать седину в волосах; многие из этих средств рассчитаны на замедленное действие, чтобы люди «ничего не заметили». Однако даже эффективность косметических средств рано или поздно достигает предела. Тогда их сменяет хирургия – подтяжка шеи, подтяжка лица, подтяжка груди с попутным увеличением ее размера… Потом мы начинаем колоть ботокс куда только можно. Эта косметическая промышленность вместе с ее верной помощницей, пластической хирургией – свидетельство наших отчаянных попыток сначала остановить, потом замедлить и наконец замаскировать разрушительное воздействие времени: признаки, недвусмысленно указывающие на то, что наша жизнь близится к концу. Ни в коем случае не следует недооценивать угрозу, которую смертность представляет для людей, наделенных самосознанием и ощущающих ход времени.

Повсюду, куда ни глянь, мы видим подтверждения тому, что человек знает о старении и смерти и боится их. Мы, люди, живем, каждую минуту сознавая, что нас постоянно сопровождает тень смерти, – вечно витает над нами, вечно ждет. И нам известно: никуда она не денется, пока не предъявит на нас свои права. Это огромная эмоциональная нагрузка, и тем не менее всем нам приходится ее нести. Выдерживать это бремя – и героическая задача, и в то же время всеобщая обязанность.

Как нам это удается? Поиски ответа на этот вопрос уводят нас в глубину психологических адаптаций, которые люди изобрели, чтобы не сломаться под тяжестью своей ноши. Психологические адаптации предназначены для того, чтобы обеспечивать нас смыслом и целью, противостоять угрозе жизни в бессмысленном и бесцельном мире, и они почти неизменно направлены на преодоление факта нашей смертности. Пожалуй, человеческой жизни можно дать еще одно определение: мы – животные, наделенные самосознанием и разработавшие психологические адаптации с целью сдерживания огня тревожности, порожденной нашей смертностью. Но когда мы изучаем эти адаптации, невольно встают серьезные вопросы, требующие ответа: действительно ли они устраняют наш страх или же просто подавляют или притупляют его? Реальны они, или все мы участвуем в игре «понарошку»? Я бы поспорил, как уже начинал в шестой главе, что развитие религии – главная и наиболее действенная психологическая адаптация, когда-либо созданная человеком. Люди уникальны своей почти повсеместной религиозностью.

Значит, чтобы понять наши человеческие качества, нам следует также понять религиозные системы, которые мы создали, и выяснить, почему они действуют. Часть нашей защиты против разоблачения наших религиозных систем как мошеннических, – утверждение, что они созданы не человеком, а обретены как откровения свыше. Невозможно по-настоящему изучить смысл того, что претендует на статус божественного начинания. Таким образом, вопросы, которые полагалось бы поднять, не поднимаются, пока не сделан шаг за пределы религии. Но проблема в том, что никто из нас не в состоянии выйти за грань религии, если мы не прекратим ее исповедовать. Нам приходится подтвердить власть этой системы, прежде чем она окажет нам поддержку. Стоит признать психологическую адаптацию, и она тут же перестает действовать. Вот почему я предположил: прежде чем мы сможем поговорить о жизни после смерти, мы должны выйти за рамки религии. Один из величайших даров, доставшихся нам в пострелигиозном мире – возможность именно так и поступить. Так что наш следующий шаг – найти способ исследовать религию, прозондировать ее с позиций стороннего наблюдателя, и понять, как она была построена, чтобы переполненные страхом люди могли черпать в ней силу и смелость. Значит, это исследование должно поднять вопросы, немыслимые для тех, кто по-прежнему живет в пределах какой-либо одной или всех религий. Мое духовное путешествие привело меня именно к этому. Думаю, сюда же приведет и путешествие всего человеческого рода. Мы – отдельные личности и все общество – должны приготовиться к этому очередному решающему шагу. Возможно, кого-то этот вывод заставит оцепенеть. А мы продолжим задавать вопросы.

Какими же нас все-таки делает религия в том виде, в котором ее исповедовали на протяжении истории человечества? Усиливает ли она нашу человечность – или ослабляет ее? Возможно ли, что религия, призванная преображать реальность, на самом деле помогает нам скрыться от реальности, которую не в состоянии принять наши чувства? Действительно ли религия в любом виде, по выражению Маркса, – опиум для народа?[27] Вправду ли сама функция религии рассчитана на то, чтобы обеспечить нас убедительным отрицанием экзистенциальной тревоги, сопутствующей самосознанию? И после этих вопросов начинается более глубокое изучение истоков религии. Было ли развитие различных религий неизбежным для человека? Действительно ли тревожность, связанная с самосознанием, настолько сильна, что лишь вера в существование внешнего сверхъестественного божества, в чьих силах прийти к нам на помощь, способна унять наши страхи? Являются ли сейчас Бог и сама религия чем-то большим, нежели изобретением человека? Вот те самые непростые вопросы, которыми нам предстоит заняться.

Если мы намерены обратиться к этим вопросам, понадобится также спросить: что будет, если наши подозрения подтвердятся и щит, который называется религией, утратит надежность? Что произойдет, если этот существующий вовне сверхъестественный Бог религии умрет? Выдержит ли человеческая психика самосознание без наркотического действия супернатурализма? Есть ли еще какие-нибудь варианты? Было ли развитие религии единственным выходом, которым мы располагали на заре человеческого сознания, или мы просто сделали выбор?

Если выбор все-таки был, а теперь я убежден в этом, нам надо задаться вопросом, почему мы его не увидели, а тем более не воспользовались им до тех пор, пока не исчерпали возможности явно первого, почти повсеместного выбора, а именно – развития религии, позволяющей нам «вложить нашу руку в руку создавшего гору». Я не отклоняюсь от нашего маршрута, говоря о том, что перед рассмотрением альтернативы религии нам следует изучить историю самой религии людей. Нам также придется смириться с выводом, согласно которому люди сделали этот выбор, то есть создали религию, потому что он был единственным. Какими бы ни оказались недостатки религии, нам опять-таки придется признать, что довольно долго религия была эффективной, – возможно, на протяжении целых двухсот тысяч лет! И если теперь она, как я считаю, начинает подводить нас, что означает этот знак, – отчаяние или исключительную возможность, позволяющую нам рассмотреть отвергнутую альтернативу, которая, может быть, осталась бы невидимой навсегда, если бы вариант с религией себя не изжил? Я зайду настолько далеко, что осмелюсь утверждать: этот нерелигиозный, отвергнутый выбор может до сих пор способствовать переосмыслению Бога и привести нас к пониманию, что значит быть человеком, или даже откроет путь к новому способу постижения вечности и нашей причастности к ней. Это серьезное притязание.